Чем измерить счастье?

Деньги не главное, но долгое время они были чуть ли не единственным мерилом национальных достижений — кроме спорта, разумеется. После Второй миро­вой войны страны стали оценивать спер­ва по валовому национальному продукту, потом по валовому внутреннему продукту.
Что ж, это было шагом вперед — по сравнению с военными победами, которые считали главным мерилом успеха на протяжении веков. Эра гос­подства ВНП и ВВП ознаменовалась огромным ростом уровня жизни и достатка во всем мире.
Но сейчас эти показатели под ударом критики. Экономисты и политики все чаще говорят, что надо как-то иначе оценивать страны — хотя бы по такому расплывчатому показателю, как «счастье». В 2009 году французский президент Николя Саркози инициировал ставшее сенса­цией исследование экономистов Амартии Сена, Джозефа Стиглица и Жана-Поля Фитусси. За ним последовал доклад ОЭСР — своего рода клуба богатых государств, под названием «Как жизнь?», посвященный благосостоянию стран-членов. На­чиная с 2007 года частная организация Legatum Institute рассчитывает «индекс процветания», в котором сведены экономические и неэкономи­ческие показатели. В игру включились разные страны, и наибольшую активность проявляет британский премьер Дэвид Кэмерон, поручив­ший Национальному бюро статистики найти способ измерить качество жизни британцев. В последние десятилетия у ВВП появилось много конкурентов: индекс развития человеческого по­тенциала (ИРЧП), а также «валовое националь­ное счастье» — именно этот показатель стремит­ся максимизировать Королевство Бутан.
Каждый, кто имеет отношение к бизнесу, знает: что измеряешь, тем и управляешь. Так что, хотя призывы отменить ВВП кажутся нереалистичными, выход этой темы на уровень политического руководства может реально повлиять на экономическую политику. Тем временем и компании начинают искать новые критерии оценки успешности своего бизнеса. Поэтому имеет смысл понять, откуда идет эта тенденция и к чему она может привести.
От измерения счастья к ВВП
История вопроса восходит к Иеремии Бентаму. Этот английский юрист в 1781 году разработал утилитарную этическую систему, оценивающую поступки по тому, сколько блага они приносят людям. Еще в эпоху Просвещения мыслители пытались заменить религиозные нормы на новые — рациональные и научные — правила жизни и принятия решений. Бентам предложил исчислять полезность поступка, сопоставляя принесенные им удовольствия и страдания.
Принцип полезности получил распростра­нение, но подход Бентама популярным не стал. Сравнивать удовольствия и страдания разных людей оказалось слишком сложно. А экономи­сты, воодушевленные идеей измерения, пред­ложили принимать в расчет не абстрактные чувства, а их материальный эквивалент, из­меряемый готовностью потратить деньги на блага. Апогеем в 1930-е годы стала работа Пола Самуэльсона, который выразил благосостояние народа математической формулой. Примерно тогда же американец Саймон Кузнец и англича­нин Ричард Стоун разрабатывали национальные системы учета, послужившие основой для ВНП и ВВП. Их мало интересовали блага — они хо­тели дать руководству страны инструмент для управления экономикой в периоды финансо­вых кризисов и войн. И тут совпало несколько факторов — простота измерения, убежденность экономистов в том, что распределение расходов все покажет, всеобщая вера в экономическую науку — и концепция получила мощный тол­чок. В 1940-е годы ВНП приняли на вооружение основанные тогда Международный валютный фонд и Всемирный банк. С годами этот индекс все больше стал пониматься как мера благосо­стояния и процветания.
Вряд ли в обозримом будущем что-то заменит ВВП в его изначальном предназначении — как способ измерять экономические колебания. Бо­лее того, применение этого показателя, похоже, расширяется: сейчас активно обсуждают, не следует ли Федеральной резервной системе США и другим центральным банкам во время кризи­сов обращать внимание не только на уровень инфляции, но и на рост ВВП.
Однако, когда мы выходим за рамки подъемов и спадов, все усложняется. «Наш валовой нацио­нальный продукт... включает в себя загрязнение воздуха, рекламу сигарет и машины скорой помощи, увозящие пострадавших в катастро­фах, — говорил Роберт Кеннеди во время прези­дентской кампании 1968 года. — Он учитывает и дверные замки, и тюрьмы для людей, которые их взламывают. Он включает в себя уничтоже­ние секвойных лесов и уникальной природы в результате хаотичной урбанизации... Но он не учитывает здоровья наших детей, качества их образования и улыбок на их лицах».
Тогда словам Кеннеди не придали особо­го внимания, но сейчас их вспоминают все чаще, причем совершенно заслуженно. Вкратце в них содержатся практически все существенные замечания к ВВП. Вот три основных проблемы:
1) ВВП сам по себе неправильный показатель;
2) в нем не учитываются устойчивость и дол­говечность;
3) прогресс и развитие лучше оце­нивать другими показателями. Рассмотрим эти недостатки подробно.
Ошибка измерения. При подсчете ВВП необходимо постоянно выбирать, а даже если выбор обоснованный, возможны искажения. Статистики по понятным причинам отдают предпочтение товарам и услугам, которые про­даются и покупаются (их цену легко установить), и избегают видов хозяйственной деятельности, стоимость которых приходится подсчитывать приблизительно. Например, не принимается во внимание неоплачиваемая работа по дому, хотя она и чрезвычайно важна для экономики. Также обычно не полностью представлена ценность государственных программ, таких как здраво­охранение, и просто досуга. Но в стремлении к точности ВВП экономисты непоследовательны. Например, «условная плата за аренду» (сколько примерно платили бы за аренду собственники жилья, если бы у них не было своего дома или квартиры) составляет около 10% ВВП США.
Еще одно проявление произвольного харак­тера индексов стало очевидным при переходе от ВНП к ВВП на рубеже 1990-х. ВНП учитывал доходы граждан страны вне зависимости от того, где они их получали. С ростом мировой торговли и международных инвестиций, ста­новилось все сложнее сводить этот показатель с другими — уровнем безработицы, развитием промышленного производства и прочими. Ре­шено было перейти на ВВП, который учитывает только внутреннее производство. Но это изме­нило траектории роста многих государств: ВВП развивающихся стран, где высок уровень прямых иностранных инвестиций, стал расти намного быстрее, по сравнению с тем, как повел бы себя
ВНП. Но сами эти страны не всегда получали от этого выгоду, ведь прибыль от инвестиций полу­чают в основном международные корпорации.
Устойчивость. В своей речи Кеннеди за­метил, что ВВП не различает, увеличивает ли та или иная хозяйственная деятельность благо­состояние государства или же она уничтожает его природные богатства (вырубка секвойных лесов), приводит к заболеваниям и дополни­тельным расходам на очищение (загрязнение воздуха) или всего лишь ликвидирует результаты бедствий, которые никогда не берут в расчет (машины скорой помощи). Конечно, измерить устойчивость (охрану окружающей среды и про­чее) можно лишь приблизительно. Но Джозеф Стиглиц, сторонник «зеленого» ВВП, считает, что точность оценки по показателю устойчивости ничем не уступает некоторым расчетам, которые делаются для ВВП. «Довольно просто учесть ис­тощение ресурсов и некоторые другие аспекты устойчивого развития», — убежден экономист.
Отслеживать использование энергии и масш­табы загрязнений, может, и не так сложно. Но политика — дело тонкое. Администрация Клин­тона в самом начале своей работы призывала Бюро экономического анализа (это организация, занимающаяся подсчетом ВВП США) разрабо­тать «зеленый» ВВП. Однако конгрессмен от За­падной Вирджинии, опасаясь, что это повредит угольной промышленности штата, воспрепят­ствовал инициативе. В Китае дело продвинулось намного дальше, но и там противникам этой идеи удалось свести ее на нет.
Другие показатели. Многое из того, что не учитывает ВВП, видно из показателей здоровья, образования, политических свобод и т.п. В 1980-е годы Амартия Сен провел различие между пот­ребительскими товарами и услугами, которые ВВП отражает, и «возможностями», которые ВВП обходит стороной. Несколько лет спустя, участвуя в проекте под руководством Махбуба уль-Хака — своего знакомого с университетской поры, Сен смог провести свою идею в жизнь. Эта работа стала серьезным ударом по ВВП.
Махбуб уль-Хак начал проект, позволяющий точнее отслеживать развитие бедных стран, и привлек к этой работе Сена и других видных экономистов. Они решили дополнить ВВП дан­ными о продолжительности жизни и уровне об­разования, которые были уже доступны по всему миру. Объединив числа, они создали простой показатель — Индекс развития человеческого потенциала, благодаря которому можно было составить рейтинг стран (это был важнейший вклад уль-Хака).
По ИРЧП, впервые опубликованному в 1990 году, США, в то время лидер по ВВП на душу населения, отправились на десятое место, пропустив вперед Японию, Канаду, Австралию и несколько небольших европейских стран. Также этот показатель выделил несколько стран (всех опередили Шри-Ланка, Вьетнам и Китай), кото­рые в том, что касается уровня жизни, намного превосходят свои экономические показатели. Сейчас, говоря о развитии, чаще ссылаются на ИРЧП. В последнем докладе США оказались на четвертом месте по ИРЧП, но лишь на двадцать третьем по индексу «с учетом неравенства».
Измерить счастье
Вместо переработки огромного массива данных для выведения индекса теперь придумали более наглядные способы показать развитие. В конце 1990-х шведский врач Ханс Рослинг, проработав­ший несколько десятков лет в развивающихся странах и повидавший разные уклады жизни, задумался, как лучше передать многогранность прогресса, и призвал на помощь своего сына и невестку — оба они художники. Результатом их работы стала компьютерная анимация (впо­следствии ее купила Google), иллюстрирующая движение различных индикаторов во времени и пространстве. Выступление Рослинга на кон­ференции TED 2006 года посмотрели 3,8 млн человек.
Политики и эксперты уже поняли, что эконо­мические и другие данные лучше представлять не числом или списком чисел, а в виде панели с различными индикаторами. В 2009 году Саркози, говоря об альтернативах ВВП, использо­вал выражение «панель показателей» 78 раз. Но внимание общественности привлекло не это, а слово счастье, встретившееся в докладе всего 29 раз (преимущественно в списке лите­ратуры).
Возможно, это не так уж и удивительно. В конце концов, о приумножении «счастья» пи­сал еще Иеремия Бентам. В 1950-е и 1960-е годы психологи и социологи вновь вернулись к во­просу о том, можно ли его измерить. Очевидным способом стали опросы общественного мнения, ставшие в то время чрезвычайно популярным и чуть ли не главным методом измерения.

Экономист Ричард Истерлин перенес дис­куссию о счастье в свою дисциплину и пришел к неожиданным выводам. В статье 1974 года он писал, что результаты опросов о счастье в разных странах совершенно не соответствова­ли уровню дохода на душу населения. Богатые люди, как правило, были счастливее своих бедных сограждан, но богатые страны вовсе не обязательно счастливее стран бедных. Более того, выше определенной отметки рост дохода не приводил к увеличению счастья.

Понадобилось немало времени для того, чтобы так называемый парадокс Истерлина привлек к себе внимание экономистов. Однако с появлением поведенческой экономики, ко­торая всерьез рассматривает психологические исследования, произошел бум опросов о счас­тье и благополучии. Тенденцию подстегивает пример Бутана — там бывший король Джигме Сингье Вангчук начал говорить о валовом национальном счастье (ВНС) в 1970-е годы, вскоре после вступления на трон. Его интервью 1987 года газете The Financial Times взволно­вало весь мир, и в Бутан потянулась вереница жаждущих взглянуть на счастье, а сам король почувствовал необходимость все же привести ВНС в нечто осязаемое, что можно было бы измерять с помощью показателей развития и данных опросов.
Вскоре стали подвергать сомнению и па­радокс Истерлина. Экономисты Бетси Сти­венсон и Джастин Вольферс, проанализи­ровавшие результаты опросов за несколько десятилетий, в 2008 году произвели фурор, опровергнув его выводы. По крайней мере ту часть, которая утверждает, что люди в бо­гатых странах не счастливее жителей бедных стран. У них не получилось окончательно опровергнуть утверждение о том, что рост дохода не приводит к увеличению счастья, но их аргументы, несомненно, внесли в вопрос неразбериху. Исследователи стали разделять два вида опросов — в одних люди оценивают, насколько они удовлетворены своей жизнью, в других — эмоциональное состояние в конк­ретный момент. Первое, в отличие от второго, тесно связано с доходом.

Психолог и один из основоположников пове­денческой экономики Дэниел Канеман вместе с экономистом Аланом Крюгером (он воз­главляет Совет экономических консультантов президента Обамы) работают над созданием «системы учета времени» в США. Предпола­гается объединить опросы об использовании времени, проводимые Бюро трудовой статис­тики с 2003 года, с данными по экономичес­ким показателям и даже по счастью. Точные методы обработки огромных массивов данных применяются к изучению благосостояния, но взамен денег используется другая единица измерения — минута.
Впрочем, есть определенные границы, кото­рые Бюро экономического анализа переходить не станет. Несколько руководителей этой ор­ганизации в своей статье 2010 года пишут, что любое расширение ВВП должно учитывать эко­номическую деятельность, а не ее воздействие на благополучие. И предостерегают: «Чрезвы­чайно важно, чтобы учет новых параметров не происходил за счет средств, необходимых для поддержания, обновления и улучшения сущест­вующих расчетов ВВП».
Счастья не купишь. Остается надежда купить хороший инструмент для его измерения.
бизнес-библиотека