Информация затягивает – это болезнь, подобная игромании; цель её – не отыскание истины или поиск аргументации в пользу того или иного тезиса, а утверждение необходимого на данный момент представления. Уже сложно сказать, является ли объективным знанием наше представление о том или ином предмете, событии, явлении. Поэтому можно утверждать, что существующий поток информации даёт не более-менее устойчивое знание, а временные представления, желаемые в тот или иной момент. Завтра угол зрения будет другой, и вся картинка, будто в калейдоскопе перемешается, ведь понятия истины в толерантном обществе не существует, вместо неё – бисер равноправных точек зрения.
Библейская истина «не сотвори себе кумира», как правило, вспоминается постфактум, когда эти грабли тяжелой рукояткой обрушиваются о лоб. С «кумирами» – практически как со стероидами: вначале чувствуешь мощный предъём, энергию, пока не грянет неминуемое похмелье. А там смотришь и видишь, что гонялся всю жизнь за фантомными бабочками с гипотетическим сачком, двигался по сомнительным рельсам к чужой цели.
Кумиры и кумиропочитание всегда преследует род человеческий. Вспомним об «идолах сознания», расписанных Френсисом Бэконом. В начале 20 века русский философ С.Л. Франк взывал к «крушению кумиров», а параллельно возникало механистическое понимание человека в психоанализе, по сравнению с которым фантазия Ламерти «человек-машина» – попросту детский лепет. Одновременно с этим продвинутый человек цивилизации всё больше осознает, что «кумиры», штампы, стереотипы сознания, очень даже нужная вещь, если использовать их в сугубо прагматичных целях. Они приобретают глобальное значение, обретают достоинство альтернативной реальности, ставшей уже банальным общим местом – «матрицей» американского кинематографа.
Луковица стереотипов
Сейчас практически аксиомой звучат высказывания, констатирующие тот факт, что общество плотно погрузилось в особую стадию своего развития и стало постиндустриальным или информационным. Понятно, что главной отличительной чертой её теперь является главенствующая роль информационных технологий во всех сферах жизнедеятельности, информация объявляется высшей ценностью. Столько пафосных слов и высказываний распаляются в ее адрес!.. «Новый виток эволюции цивилизации» чего стоит… При этом она трансформирует саму реальность, меняет критерии «истинности – ложности», ценностные характеристики.
Гипнотизёр, чтобы добраться до глубин подсознания, вводит человека в состояние транса, когда же требуется внушить большой массе людей нужную точку зрения, идёт пропаганда и активное навязывание определённой идеи, часто не имеющей ничего общего с реальностью, благо СМИ сейчас обладают беспрецедентным всевластием. Производится «умная толпа» – легко управляемая, наделённая идеей, отличная от обычного полуживотного существования наличием какой-либо цели. Делается это по принципу банальной рекламной акции: частотность повторения ролика записывает необходимую логическую схему на подкорку мозга, и эта информация мыслится неотличимой от реальности, воспринимается как безусловный факт. Путём бесконечного навязывания ярлыков формируются стереотипы, которые можно в любое время привести в действие.
Система стереотипов многослойна – это луковица, целиком состоящая из различных слоёв, каждый из которых привязан к другому. И уже сложно сказать, является ли объективным знанием наше представление о том или ином предмете, событии, явлении. Поэтому можно утверждать, что существующий поток информации даёт не более-менее устойчивое знание, а временные представления, желаемые в тот или иной момент. Завтра угол зрения будет другой, и вся картинка, будто в калейдоскопе перемешается, ведь понятия истины в толерантном обществе не существует, вместо неё – бисер равноправных точек зрения.
Фантики и бубенцы
«Надо принять как догму, что СМИ сегодня – это инструмент идеологии, а не информации. Главное в их сообщениях – идеи, внедряемые в наше сознание контрабандой», – говорит Сергей Кара-Мурза в интервью «Общенациональному Русскому журналу» (№ 2, 2007).
Релятивизм в отношении суперпопулярного и ходового продукта – информации – более чем оправдан, ведь в основном она имеет чисто прикладной характер. Это инструмент, и не более, никакой аксиологической, этико-эстетической нагрузки она не несет.
Информация сейчас – это, по большому счёту, «пустой дискурс», особая искусственно взращенная мифологема. Примат информации производит отчуждение её от реального содержания. Она начинает жить своей жизнью, распространяясь делением в геометрической прогрессии. Посмотрите, в какой фарс превращаются те же предвыборные кампании или такие искусственные конструкции, как партии чего стоят! А возьмите, к примеру, это целлулоидное понятие «пиар», раскрывающее особую разновидность домашнего иллюзионизма, основа которого состоит в системе ловких манипуляций по определённым установленным схемам, шаблонам…
Информацию следует чётко отделять от знания, зачастую она даже не является гносеологической категорией. Цель её – не отыскание истины или поиск аргументации в пользу того или иного тезиса, а утверждение необходимого на данный момент представления.
Формула «кто владеет информацией – владеет миром» создаёт, на самом деле, герметичную замкнутую систему – ложу, вход в которую доступен только для посвящённых. Её открытость – лишь видимость, её терпимость – иллюзия, её реальность – выдумка. Информация – отнюдь не символ равенства, она дифференцирует общество, вводит жёсткое кастовое деление, и это следует чётко понимать.
Разрыв между «информационной элитой» и «информационными потребителями» выражается не только в их расслоении по уровню благосостояния, по возможностям влияния на ход развития общества, но в более глубоком качественном разделении. Создается новая кастовая система, где каждая высшая каста наглухо закрыта для более низший, при этом она утверждает жёсткие правила игры, предельно детерминирует жизнь низшей структуры, навязывает тот алгоритм мировосприятия, какой считает нужным. Получается, что мы видим лишь то, что позволяют нам видеть, думаем и размышляем по определённым штампам и образцам, которые для нас искусственно моделируются.
Информационная цивилизация зиждется на постулате толерантности: в бескрайнем море информации истин может быть сколь угодно много, как и трактовок того или иного явления. Жажду политического высказывания здесь должна утолять иллюзия многопартийности, вместо исповедания веры – какофония псевдорелигиозного и оккультного вторсырья.
Приходится часто слышать налипшее на зубах у многих высказывание, что, дескать, если страна не вступила на путь информатизации, то она обречена на неминуемое отставание во всех отраслях жизнедеятельности, включая культуру, якобы после определённого момента это отставание становится необратимым. На самом же деле в глобальном масштабе – это базовая составляющая концепции «золотого миллиарда». Информация – основное оружие этой доктрины. К слову сказать, в справедливости тезиса о синонимии понятий «информация» и «оружие» уже давно никто не сомневается. «Информационные войны» – понятие, плотно закрепившееся в нашем ежедневном рационе. В ситуации, когда проблема обеспечения ресурсами становится всё более актуальной, установление примата информации становится важным козырем в этой борьбе. По сути, мы имеем новую редакцию схемы взаимоотношения конквистадоров с аборигенами: фантики и бубенцы вместо реальных ценностей, как прелюдия политики огня и меча.
Информационный мусор гоняет по свету
Одно из условий «эффективного» пиара – маргинализация населения. Именно тогда посредством информационных технологий этому самому населению-электорату-потребителю придаётся необходимый социальный статус и нужные целеустановки. Поэтому и сама информационная цивилизация рано или поздно вырождается в нечто подобное пресловутому «Аншлагу», вульгарному капустнику, брошенному, как кость, обществу, взыскующему хлеба и зрелищ. Это гигантский мировой Лас-Вегас, где крутит судьбами бесконечная рулетка. Информация затягивает, это болезнь, подобная игромании, это галлюциногенные фантазии потерявшего связь с реальностью наркомана.
Зачастую, окунаясь в СМИ-шное пространство, ты не можешь отделаться от навязчивого ощущения пресыщения от бездонного моря текстов. И это как раз тот случай, когда количество не переходит в качество, наоборот, многообразие отдаёт бессмыслицей. Письменные высказывания зачастую нужны лишь для того, чтобы, как сейчас любят говорить, заполнить нишу, и эта масса активно обживает пустоты, разрастается, клонируя сама себя. Доходит до того, что смысл практически любого высказывания нивелируется, становится факультативным.
Поток разнородной информации настолько велик, что он на самом деле становится практически не нужным в своей полноте. «Дурная бесконечность» информации лишает её всяческой осмысленности. Это беспрерывная трепанация черепа реальности. Пёстрый поток кадров деформированной реальности человек воспринимает лишь визуально, акустически – наушники от плеера в ушах с постоянным фоновым шумом, и со временем по привычке ты начинаешь всё это мыслить как само собой разумеющееся и даже скучать без всего этого.
Если высказывание изначально факультативно, то его по определению невозможно идентифицировать по шкале «правда – ложь». Наиболее показательный пример этого – замкнутое и в тоже время беспредельное пространство Интернета. Без редактуры, без корректуры, без цензуры. Сама сущность его крайне зыбка и временна: сайт открыт – завтра он может стать недоступен, поэтому и высказывание здесь не несёт каких либо обязательств за собой.
Ещё Лев Шестов говорил, что на Западе есть «десятки, сотни философских и социологических идей, которыми так ловко окутывают даже самые крайние реалисты «правды жизни», что она совсем перестает быть правдой» («Апофеоз беспочвенности» в кн.: Л. Шестов. Избранные сочинения. М., 1993). Информационная полифония, императив толерантности относительно практически любого высказывания, которому даётся право на существование – одна из основных тактик «информационной цивилизации», цель которой – ввести хаос в дефиниции, узаконить не только переоценку, но и отрицание ценностей, как неоспоримое право человека разумного.
Предложение на рынке информации уже давно превышает спрос. Её акции постоянно падают и чтобы хоть как-то поддержать её на плаву, проводятся всевозможные распродажи, организуются дополнительные выпуски ценных бумаг. Информацию уже не надо добывать, она лежит на поверхности: бери – не хочу. Всё это производит инфантильного человека, безразличного до знания, до добывания истины. Слепое некритическое потребление информации чревато, в первую очередь, перекодировкой сознания. В клешнях информационной цивилизации меняется человек. По словам Э. Фромма, понятие «Я» становится тождественно формуле «Я есть то, каким меня хотят видеть». Человек всё больше «чувствует себя товаром», отчуждён от самого себя («Человек для самого себя». В. кн.: Фромм Э. «Психоанализ и этика». М., 1993, с. 111).
Тотальная ложь, лежащая в основе информационной цивилизации, очевидна каждому разумному человеку, но избавиться от неё крайне сложно, а то и практически невозможно – уж крайне приятна её спокойная дрёма. Человек подпадает в зависимость от бесконечного и бессмысленного лабиринта, вне которого жизнь со временем становится немыслимой, но и внутри при внешней безопасности, тебя поджидает плотоядный Минотавр, который рано или поздно нападет.
В ближайшей перспективе вполне могут оправдаться мрачные предчувствия того же Эриха Фромма, который говорил, что «…2000 год может стать не временем исполнений и не счастливой кульминацией борьбы человека за свободу и счастье, а началом периода, в котором человек перестанет быть человеком и превратится и бездумную и бесчувственную машину» («Революция надежды». В. кн.: Фромм Э. «Психоанализ и этика». М., 1993, с. 239), живущую в сладостных грузах виртуального мира; а само общество – стать «мегамашиной», то есть «полностью организованной и гомогенной социальной системой», в которой люди выступают её частями («Революция надежды», с. 241).
Информация становится автономной, внешне независимой, подчинённой лишь своей определенной логике развития, она всё более персонифицируется, в то время как человек – механизм, киборг, удобный её потребитель и носитель.
Национальная идеология и информационная конспирология
То, что сейчас конструируется под понятием «информационная цивилизация» – есть попытка властной элиты, причём не обязательно политической, навязать свою необходимую и понятную ей в данный момент концепцию мироустройства. Это диктуемый детерминированный взгляд на те или иные явления истории, настоящего, будущего, определенное позиционирование индивидуального человека и общества – своеобразная игра оловянными солдатиками. Это инструмент, подготовленный для того, чтобы с его помощью координировать и управлять общественными процессами и личностью.
Как мне думается, нечто противоположное этому концентрируется в понятии «ментальность». Ментальность в большей мере представляет собой формулирование общих общественных чаяний, главенствующих умонастроений, которые вызревают и произрастают из недр общества, как особый его голос, заявка о себе, его характер. Это родовая память нации, которая запечатлевается, в первую очередь, в языке. Вот почему главный удар информационная цивилизация наносит языку, слову, выстраивая особую языковую пантомиму, доводя его до абсурда, а также расшатывает веру.
Ментальность формирует национальную идеологию, ведь в отличие от закона – это живая структура, хотя сейчас она и списывается на правильно скоординированную пропаганду, определённый пиар. К примеру, ту же доктрину «Москва – Третий Рим» едва ли в полной мере можно считать снизошедшей казённым циркуляром сверху, это скорее соборная идеология, уловившая встречное движение сверху и снизу, именно поэтому и объединившая общество.
Естественная идеология, как и произведение искусства, рождается в синтезе: это и вдохновение свыше, когда автор выступает медиатором неких невидимых токов и общественные чаяния, ожидание, и одновременно рациональное и внерациональное нечто. Априори можно начертить лишь схему, какой-то план, но этот восторг описать в полной мере возможно лишь постфактум.
Идеология – это во многом внерациональное, она не всегда объяснима, а может быть только прочувствована вживую. Определённая парадигма рассуждений, воззрений, ценностных констант практически мистическим образом возникает одновременно в головах и сердцах многих людей – создаётся новая общность, которая в идеале со временем должна сформировать новое понимание человека, общества и новую власть, новую элиту.
«Элита» – понятие временное, оно никак не связано со стабильностью и перспективностью общества, о чём нам часто говорят. Это реплика, совокупная точка зрения актуальная в определенной ситуации и при изменении этой самой ситуации, она просто перестаёт быть продуктивной и дееспособной. В генетическом коде «элиты» нет потенции к саморазвитию, вместо этого – бесконечное стремление к приспособленчеству, а значит, деградации. В определённый момент она начинает панически бороться за своё существование.
Поэтому вместо преобразования себя она пытается форматировать реальность под себя. От этого и идёт массированная подмена понятий, – элита борется за своё существование, пытается внушить такое восприятие реальности, в которой она будет являться краеугольным камнем и основой всего. Информационный инструментарий здесь приходится как раз ко двору. Через него разрушается идеологичность общества.
Иммунитет от заговоров
Чтобы противостоять этому, должна возникнуть новая общность людей, которая имеет иммунитет, становится вне информационного поля, причём не в силу своей деклассированности, а в знак протеста против детерминирующей личность недоброкачественной информации, против манипуляций сознанием, зомбификации общества, обладающая силой идти наперекор течению.
Надо встряхнуть с себя стереотипы, которые нам бесконечно навязывают. Культура – это развёрнутый в пространстве и времени процесс обретения и сохранения вечных ценностей. Десять заповедей – самый показательный пример. С другой стороны, идёт процесс, когда днище этого корабля обрастает ракушками, навязанными штампами, идолами сознания, особыми клише, которые пародируют действительные ценности. Можно, конечно, не замечать всего этого, а можно видеть, выявлять и говорить об этом. Кто что выбирает. Нам говорят «демократические ценности» – венец достижений человечества, нас старательно уговаривают, что правовое государство – верх всех наших мечтаний, утверждают, что закон одинаков для всех. При этом требуется автоматически кивать головой, повторяя мантры, заученные из телевизора.
А можно видеть и понимать другую ситуацию, что тот же закон – всё более превращается в инструкции сюзерена, спускаемые им для своих вассалов, особые вожжи, которыми проще управлять. Для создания видимости твоей независимости и комфорта сбрую украшают, на неё вывешивают колокольчики. Сверхдемократичная судебно-правовая система, если порассуждать – не более чем разветвлённая коммерческая структура, и если ты здесь не крутишь рулетку – в любом случае проиграешь. Вот в итоге получается, что ничего, кроме тех же десяти заповедей, нет.
Следует твёрдо, во весь голос сказать: «информационная цивилизация» – химера, тем более для России, которая по мысли большого отечественного мыслителя Вадима Кожинова «идеократична». Информация не должна приобретать достоинство общемирового стяга, единственной панацеи, которая в силах излечить и привести мир к светлому будущему. Прикрываясь этим понятием, нам навязывают определённые правила игры. То, что призывают принимать за информацию, не является таковой – это, по большей части, тонко выстроенная система иллюзорных координат, мышеловка псевдореальности, установки, которые производит невидимый манипулятор.
Пора уйти от производства и культивирования ненужных бессмысленно-пластмассовых слов. Обозначив ложную ценность и иллюзорность пустоты, мы подойдём к восстановлению традиционной системы ценностей, которая утрачивается в силу размытости ценностных оценок, пониманию важности и сакрального смысла каждого слова. Этими словами будет мироточить новая национальная идеология.
chaskor.ru
read more...
Показаны сообщения с ярлыком информационное общество. Показать все сообщения
Показаны сообщения с ярлыком информационное общество. Показать все сообщения
вторник, 2 октября 2012 г.
понедельник, 9 апреля 2012 г.
Программировать для улучшения правительства
Может ли правительство управляться, как интернет, без разрешений и открыто? Программист и активист Дженнифер Палка верит, что может, и что приложения, созданные быстро и дёшево, являются новым мощным способом связать граждан и их правительства, а также их соседей.
Пару лет назад я начала программу — попытаться убедить звёзд программирования и дизайна взять год отпуска и поработать в одной среде, которая представляет практически всё, что мы должны ненавидеть — работу в правительстве. Программа называется «Программируй для Америки», и это примерно то же самое, что и Корпус мира, но для компьютерных фанатов. Мы выбираем несколько человек каждый год, и они работают с правительствами городов. Мы отправляем их не в леса третьего мира, а в дебри ратуши. Там они делают отличные приложения, работая с сотрудниками города. Однако на самом деле они просто показывают, на что способны современные технологии.
Знакомьтесь, Ал. Ал — пожарный гидрант в Бостоне. Тут он выглядит, как будто на свидание собрался, но на самом деле он ищет кого-то, кто его откопает из снега при снегопаде, потому что он знает, что не так-то легко тушить пожар, когда ты покрыт метром снега. Как же так случилось, что он ищет помощи столь уникальным способом? В прошлом году мы послали в Бостон команду парней по программе «Программируй для Америки». Они были там в феврале, а в прошлом году в феврале выпало много снега. И они заметили, что городские власти никак не займутся откапыванием гидрантов из-под снега. Но один парень по имени Эрик Майклс-Обер заметил кое-что ещё: горожане чистят тротуары прямо перед этими штуками. И он сделал то, что сделает любой хороший разработчик — он написал приложение.
Это небольшое симпатичное приложение, позволяющее усыновить гидрант. Так вы соглашаетесь откопать его, когда идёт снег. Если вы это делаете, вы можете дать ему имя, и он назвал самого первого Ал. А если ты не откопаешь, то кто-нибудь его может забрать. Так что сюда встроена игровая динамика. Это скромное маленькое приложение. Это, наверное, самое маленькое из 21-го приложения, которые парни написали за прошлый год. Но оно делает что-то, что не делает ни одна другая государственная технология. Оно распространяется, как вирус.
В ИТ-отделе Гонолулу есть парень, который заметил это приложение и понял, что они могут его использовать, но не для снега, а для удочерения сирен оповещения о цунами. Очень важно, чтобы эти сирены оповещения о цунами работали, но люди крадут из них батарейки. Поэтому он позволяет горожанам проверять их. Затем и Сиэтл решил использовать это приложение, чтобы горожане чистили забившиеся дождевые сливы. И Чикаго только что выпустил его для привлечения людей к чистке тротуаров, когда идёт снег. Теперь мы знаем о 9 городах, которые планируют его использовать. И это распространение идёт очень гладко, органически, естественно.
Если вы хоть что-то знаете о государственных технологиях, вы знаете, что это обычно не так. Обычно создание программы занимает пару лет. В прошлом году в Бостоне над одним проектом у нас работала команда из трёх человек на протяжении 2,5 месяцев. Он облегчает родителям выбор правильной государственной школы для их детей. Нам позже сказали, что традиционным способом это бы заняло как минимум два года и стоило бы примерно 2 миллиона долларов. И это ещё мелочь. Один проект в судебной системе Калифорнии уже обошёлся налогоплательщикам в 2 миллиарда долларов, и он не работает. И такие проекты есть на каждом уровне правительства.
Поэтому приложение, написанное за пару дней и распространяемое вирусно — это своего рода предупредительный выстрел правительственным институтам. Он подсказывает, как правительства могут работать лучше, не как частная компания, как многие думают. И даже не как ИТ-компания, а скорее как сам интернет. Это означает не спрашивать разрешений, обладать открытостью и высокой производительностью. И это важно. Но ещё важнее в этом приложении то, что оно представляет новое поколение решения проблемы управления — не как проблемы закостеневшего учреждения, а как проблемы совместного действия. Это и есть хорошая новость, потому что, как оказывается, при помощи цифровых технологий нам хорошо удаются совместные действия.
Есть большое сообщество людей, которые создают инструменты, нужные нам для эффективного совместного решения этих проблем. Это не только парни из «Программируй для Америки», это сотни других людей со всей страны, создающие приложения гражданского назначения каждый день в своих собственных сообществах. Они не поставили крест на правительстве. Они ужасно им недовольны, но они не жалуются, они его исправляют. Эти парни знают что-то, что мы потеряли из вида. А если оставить в стороне раздражение политикой и очереди в учреждениях, и все остальные вещи, которые нас так раздражают, то правительство, по сути своей, можно охарактеризовать словами Тима Орейли: «То, что мы можем сделать вместе, но не можем в одиночку».
Многие люди поставили крест на правительстве. И если вы — один из них, я прошу вас подумать, потому что многое меняется. Политика не меняется, правительство меняется. И поскольку правительство в итоге базируется на нас — помните, «Мы, люди…»? [начало Конституции США] — то, как мы об этом думаем повлияет на то, какие изменения будут происходить.
Я немного знала о правительстве, когда начала эту программу. Как и многие другие, я думала, что правительство — просто назначение чиновников на посты. Что ж, после двух лет я пришла к заключению, что правительство, особенно местное, занимается опоссумами.
Это городская горячая линия. Это сюда вы попадаете, если наберёте 311 в своём городе. Если когда-нибудь у вас будет шанс поработать в городской горячей линии, как случилось со Скоттом Сильверманом при участии в программе — кстати, они все это делают — вы обнаружите, что люди обращаются к правительству по самому широкому спектру вопросов, включая опоссумов, застрявших в корзине. Итак, у Скотта этот звонок. Он набирает «опоссум» в официальной базе знаний. Никаких результатов. Он звонит в ветеринарную службу. И наконец: «Послушайте, вы можете просто открыть все двери дома, включить очень громкую музыку и посмотреть, уйдёт ли он?» И это сработало. Ур-ра Скотту. Но на этом опоссумы не закончились.
В Бостоне не просто горячая линия. Там есть приложение, веб и мобильное, под названием Citizens Connect [Горожане на связи]. Мы не писали это приложение. Это — дело очень умных людей в Office of New Urban Mechanics в Бостоне. Итак, однажды — это настоящий отчёт — появилось это: «Опоссум у меня в корзине. Не знаю, мёртвый или нет. Как от него избавиться?» Но работа в Citizens Connect отличается. Скотт говорил один-на-один, а в Citizens Connect всё публично, поэтому это может увидеть каждый. И в этом случае, сосед это заметил. Следующий полученный отчёт гласил: «Я подошёл к этому месту, нашёл мусорку позади дома. Опоссум. Да. Живой? Ага. Перевернул мусорку на бок. Пошёл домой. Доброй ночи, опоссум».
Очень просто. Это здорово. Это смесь цифрового и реального. Это отличный пример того, как государство вовлекается в массовое сотрудничество. Но это и отличный пример государства как платформы. Я не имею в виду технологическое определение платформы. Я просто говорю о платформе для людей, позволяющей справляться самостоятельно и помогать друг другу. Один горожанин помог другому, но правительство сыграло здесь ключевую роль. Оно соединило двух людей. И оно бы соединило их с государственными службами при необходимости, но сосед — намного лучше и дешевле, чем государственная служба. Когда сосед помогает соседу, укрепляются сообщества. А вызвать ветконтроль дорого обходится.
Одна из важных вещей, которые нужно принимать в учёт — правительство это не политика. Большинство это понимают, но они думают, что одно зависит от другого. Например, что правительство зависит от наших голосов. Сколько раз мы выбирали политического лидера — а подчас на выбор нового политического лидера тратится много сил — а затем успокаивались и ждали, что правительство решит наши проблемы и поймёт нас, но ничего не менялось? Правительство похоже на глубокий океан, где политика — 5-сантиметровый слой сверху. А под ней находится бюрократия. Мы презираем это слово. Но именно это презрение превращает то, что нам принадлежит, и за что мы платим, в работающее против нас, и мы сами себя обезоруживаем.
Люди думают, что политика привлекательна. Если мы хотим, чтобы эта махина работала на нас, нам нужно сделать бюрократию привлекательной. Потому что именно там и работает правительство. Нам нужно ввязаться в механизмы работы правительства. Именно это сделала группа OccupytheSEC. Вы их видели? Это группа небезразличных граждан, которые написали очень подробный отчёт на 325 страниц в ответ на просьбу SEC прокомментировать Закон о Финансовой Реформе. Это не пример политической активности, это пример бюрократической активности.
Для тех, кто поставил крест на правительстве, пришло время задаться вопросом о том, какой мир мы хотим оставить нашим детям. Нужно видеть огромные проблемы, которые им нужно будет решить. Думаете, мы доберёмся до цели, не приведя в порядок одну структуру, которая может действовать от лица всех нас? Мы не можем без правительства, и нам оно нужно для большей эффективности. Хорошая новость в том, что технологии дают возможность полностью изменить функции правительства так, чтобы оно распространялось на всех путём укрепления гражданского общества. У нас есть поколение, выросшее в интернете. Они знают, что не так уж сложно делать дела вместе — нужно просто построить правильные системы.
Средний возраст наших участников — 28, так что я с завистью признаю, что я практически на поколение старше большинства из них. Это поколение принимает как должное, что его голос слышен. Они не спорят о том, кому говорить, они все говорят. Они могут выразить своё мнение по любому каналу в любое время, и они этим пользуются. Поэтому когда они сталкиваются с правительством, они не пытаются использовать свой голос. Они используют свои руки. Они используют свои руки для написания приложений, которые позволяют правительству работать лучше.
А эти приложения позволяют нам использовать наши руки для улучшения наших сообществ. Это может быть как откапывание гидранта, прополка сорняков, так и освобождение опоссума из мусорной корзины. Конечно, мы могли бы просто выкапывать гидранты из снега, и многие этим и занимаются. Но эти приложения — маленькие цифровые напоминания, что мы не просто потребители, не просто потребители правительства, платящие налоги за услуги. Мы больше. Мы — граждане. И мы не исправим правительство, пока мы не исправим гражданство.
Вот мой вопрос для всех вас: когда дело касается больших и важных дел, которые нужно делать вместе, всем вместе, будем ли мы толпой голосов, или мы будем также и толпой рук?
read more...
Пару лет назад я начала программу — попытаться убедить звёзд программирования и дизайна взять год отпуска и поработать в одной среде, которая представляет практически всё, что мы должны ненавидеть — работу в правительстве. Программа называется «Программируй для Америки», и это примерно то же самое, что и Корпус мира, но для компьютерных фанатов. Мы выбираем несколько человек каждый год, и они работают с правительствами городов. Мы отправляем их не в леса третьего мира, а в дебри ратуши. Там они делают отличные приложения, работая с сотрудниками города. Однако на самом деле они просто показывают, на что способны современные технологии.
Знакомьтесь, Ал. Ал — пожарный гидрант в Бостоне. Тут он выглядит, как будто на свидание собрался, но на самом деле он ищет кого-то, кто его откопает из снега при снегопаде, потому что он знает, что не так-то легко тушить пожар, когда ты покрыт метром снега. Как же так случилось, что он ищет помощи столь уникальным способом? В прошлом году мы послали в Бостон команду парней по программе «Программируй для Америки». Они были там в феврале, а в прошлом году в феврале выпало много снега. И они заметили, что городские власти никак не займутся откапыванием гидрантов из-под снега. Но один парень по имени Эрик Майклс-Обер заметил кое-что ещё: горожане чистят тротуары прямо перед этими штуками. И он сделал то, что сделает любой хороший разработчик — он написал приложение.
Это небольшое симпатичное приложение, позволяющее усыновить гидрант. Так вы соглашаетесь откопать его, когда идёт снег. Если вы это делаете, вы можете дать ему имя, и он назвал самого первого Ал. А если ты не откопаешь, то кто-нибудь его может забрать. Так что сюда встроена игровая динамика. Это скромное маленькое приложение. Это, наверное, самое маленькое из 21-го приложения, которые парни написали за прошлый год. Но оно делает что-то, что не делает ни одна другая государственная технология. Оно распространяется, как вирус.
В ИТ-отделе Гонолулу есть парень, который заметил это приложение и понял, что они могут его использовать, но не для снега, а для удочерения сирен оповещения о цунами. Очень важно, чтобы эти сирены оповещения о цунами работали, но люди крадут из них батарейки. Поэтому он позволяет горожанам проверять их. Затем и Сиэтл решил использовать это приложение, чтобы горожане чистили забившиеся дождевые сливы. И Чикаго только что выпустил его для привлечения людей к чистке тротуаров, когда идёт снег. Теперь мы знаем о 9 городах, которые планируют его использовать. И это распространение идёт очень гладко, органически, естественно.
Если вы хоть что-то знаете о государственных технологиях, вы знаете, что это обычно не так. Обычно создание программы занимает пару лет. В прошлом году в Бостоне над одним проектом у нас работала команда из трёх человек на протяжении 2,5 месяцев. Он облегчает родителям выбор правильной государственной школы для их детей. Нам позже сказали, что традиционным способом это бы заняло как минимум два года и стоило бы примерно 2 миллиона долларов. И это ещё мелочь. Один проект в судебной системе Калифорнии уже обошёлся налогоплательщикам в 2 миллиарда долларов, и он не работает. И такие проекты есть на каждом уровне правительства.
Поэтому приложение, написанное за пару дней и распространяемое вирусно — это своего рода предупредительный выстрел правительственным институтам. Он подсказывает, как правительства могут работать лучше, не как частная компания, как многие думают. И даже не как ИТ-компания, а скорее как сам интернет. Это означает не спрашивать разрешений, обладать открытостью и высокой производительностью. И это важно. Но ещё важнее в этом приложении то, что оно представляет новое поколение решения проблемы управления — не как проблемы закостеневшего учреждения, а как проблемы совместного действия. Это и есть хорошая новость, потому что, как оказывается, при помощи цифровых технологий нам хорошо удаются совместные действия.
Есть большое сообщество людей, которые создают инструменты, нужные нам для эффективного совместного решения этих проблем. Это не только парни из «Программируй для Америки», это сотни других людей со всей страны, создающие приложения гражданского назначения каждый день в своих собственных сообществах. Они не поставили крест на правительстве. Они ужасно им недовольны, но они не жалуются, они его исправляют. Эти парни знают что-то, что мы потеряли из вида. А если оставить в стороне раздражение политикой и очереди в учреждениях, и все остальные вещи, которые нас так раздражают, то правительство, по сути своей, можно охарактеризовать словами Тима Орейли: «То, что мы можем сделать вместе, но не можем в одиночку».
Многие люди поставили крест на правительстве. И если вы — один из них, я прошу вас подумать, потому что многое меняется. Политика не меняется, правительство меняется. И поскольку правительство в итоге базируется на нас — помните, «Мы, люди…»? [начало Конституции США] — то, как мы об этом думаем повлияет на то, какие изменения будут происходить.
Я немного знала о правительстве, когда начала эту программу. Как и многие другие, я думала, что правительство — просто назначение чиновников на посты. Что ж, после двух лет я пришла к заключению, что правительство, особенно местное, занимается опоссумами.
Это городская горячая линия. Это сюда вы попадаете, если наберёте 311 в своём городе. Если когда-нибудь у вас будет шанс поработать в городской горячей линии, как случилось со Скоттом Сильверманом при участии в программе — кстати, они все это делают — вы обнаружите, что люди обращаются к правительству по самому широкому спектру вопросов, включая опоссумов, застрявших в корзине. Итак, у Скотта этот звонок. Он набирает «опоссум» в официальной базе знаний. Никаких результатов. Он звонит в ветеринарную службу. И наконец: «Послушайте, вы можете просто открыть все двери дома, включить очень громкую музыку и посмотреть, уйдёт ли он?» И это сработало. Ур-ра Скотту. Но на этом опоссумы не закончились.
В Бостоне не просто горячая линия. Там есть приложение, веб и мобильное, под названием Citizens Connect [Горожане на связи]. Мы не писали это приложение. Это — дело очень умных людей в Office of New Urban Mechanics в Бостоне. Итак, однажды — это настоящий отчёт — появилось это: «Опоссум у меня в корзине. Не знаю, мёртвый или нет. Как от него избавиться?» Но работа в Citizens Connect отличается. Скотт говорил один-на-один, а в Citizens Connect всё публично, поэтому это может увидеть каждый. И в этом случае, сосед это заметил. Следующий полученный отчёт гласил: «Я подошёл к этому месту, нашёл мусорку позади дома. Опоссум. Да. Живой? Ага. Перевернул мусорку на бок. Пошёл домой. Доброй ночи, опоссум».
Очень просто. Это здорово. Это смесь цифрового и реального. Это отличный пример того, как государство вовлекается в массовое сотрудничество. Но это и отличный пример государства как платформы. Я не имею в виду технологическое определение платформы. Я просто говорю о платформе для людей, позволяющей справляться самостоятельно и помогать друг другу. Один горожанин помог другому, но правительство сыграло здесь ключевую роль. Оно соединило двух людей. И оно бы соединило их с государственными службами при необходимости, но сосед — намного лучше и дешевле, чем государственная служба. Когда сосед помогает соседу, укрепляются сообщества. А вызвать ветконтроль дорого обходится.
Одна из важных вещей, которые нужно принимать в учёт — правительство это не политика. Большинство это понимают, но они думают, что одно зависит от другого. Например, что правительство зависит от наших голосов. Сколько раз мы выбирали политического лидера — а подчас на выбор нового политического лидера тратится много сил — а затем успокаивались и ждали, что правительство решит наши проблемы и поймёт нас, но ничего не менялось? Правительство похоже на глубокий океан, где политика — 5-сантиметровый слой сверху. А под ней находится бюрократия. Мы презираем это слово. Но именно это презрение превращает то, что нам принадлежит, и за что мы платим, в работающее против нас, и мы сами себя обезоруживаем.
Люди думают, что политика привлекательна. Если мы хотим, чтобы эта махина работала на нас, нам нужно сделать бюрократию привлекательной. Потому что именно там и работает правительство. Нам нужно ввязаться в механизмы работы правительства. Именно это сделала группа OccupytheSEC. Вы их видели? Это группа небезразличных граждан, которые написали очень подробный отчёт на 325 страниц в ответ на просьбу SEC прокомментировать Закон о Финансовой Реформе. Это не пример политической активности, это пример бюрократической активности.
Для тех, кто поставил крест на правительстве, пришло время задаться вопросом о том, какой мир мы хотим оставить нашим детям. Нужно видеть огромные проблемы, которые им нужно будет решить. Думаете, мы доберёмся до цели, не приведя в порядок одну структуру, которая может действовать от лица всех нас? Мы не можем без правительства, и нам оно нужно для большей эффективности. Хорошая новость в том, что технологии дают возможность полностью изменить функции правительства так, чтобы оно распространялось на всех путём укрепления гражданского общества. У нас есть поколение, выросшее в интернете. Они знают, что не так уж сложно делать дела вместе — нужно просто построить правильные системы.
Средний возраст наших участников — 28, так что я с завистью признаю, что я практически на поколение старше большинства из них. Это поколение принимает как должное, что его голос слышен. Они не спорят о том, кому говорить, они все говорят. Они могут выразить своё мнение по любому каналу в любое время, и они этим пользуются. Поэтому когда они сталкиваются с правительством, они не пытаются использовать свой голос. Они используют свои руки. Они используют свои руки для написания приложений, которые позволяют правительству работать лучше.
А эти приложения позволяют нам использовать наши руки для улучшения наших сообществ. Это может быть как откапывание гидранта, прополка сорняков, так и освобождение опоссума из мусорной корзины. Конечно, мы могли бы просто выкапывать гидранты из снега, и многие этим и занимаются. Но эти приложения — маленькие цифровые напоминания, что мы не просто потребители, не просто потребители правительства, платящие налоги за услуги. Мы больше. Мы — граждане. И мы не исправим правительство, пока мы не исправим гражданство.
Вот мой вопрос для всех вас: когда дело касается больших и важных дел, которые нужно делать вместе, всем вместе, будем ли мы толпой голосов, или мы будем также и толпой рук?
read more...
суббота, 14 мая 2011 г.
Море волнуется раз…
Век Просвещения обозначили литеры Гуттенберга. Смену эпох привел за собой новый способ передачи информации.
Мы живем в индустриальном мире, но информационный уже теснит его.
Коммунизм сгнил сам по себе, фашизм – остановили союзные войска, либеральная доктрина обошлись человечеству дешевле двух других идеологий, однако привела к экономическому кризису.
«Приближался не календарный - Настоящий Двадцатый Век». Настоящий двадцать первый, как заря или как зарево, загружается на наших мониторах. Не надо быть семи пядей, чтобы усвоить – в новое время нас приведет информационный поток.
Интернет сегодня – как ложноножка у амебы (кто хорошо помнит школьную программу), вытянулась, что-то впереди нащупывает, а потом медленно подтягивается основное тело.
Любые изменения законодательства – добавить, убрать или вообще не беспокоить, должны осуществляться с единственной целью – позволить потоку информации двигаться свободно, а гражданам – обеспечить максимальный доступ, право и возможность передвигаться в этом потоке.
Мы должны во второй раз поднять железный занавес, на этот раз – между населением и информацией, иначе окажется вне мирового контекста, и уже навсегда сядем как двоечники «на камчатке».
Сетуем, что молодежь не читает. А у нее есть эта возможность? В двадцатом веке нам уже приходилось учить историю по самиздату, а географию по переводной литературе. Читая Грема Грина, я думала, что Пронт-о-Пренс – фантастический город, а тотон-макуты – загадочные гоблины.
Новым «занавесом» стало информационное неравенство. Аспирант из Кемеровской области, студент, который живет на Чукотке, школьник из Вологодской области – отрезаны от полноценного образования необходимостью ехать через всю страну в федеральные библиотеки. Сегодня жизненно важен доступ к технической литературе, зарубежной, переводной, к русской классике; школьник в любой деревушке должен нажать кнопочку на компьютере и прочитать всю программу по внеклассному чтению, не отрывая попы от стула в школьной библиотеке.
Создание электронных копий библиотечных фондов технически легко осуществимо, опыт показывает, что не требуется больших вложений, и необыкновенно дешево для пользователя. Проблема упирается в законодательство. Конституция утвердила за нами право свободного доступа к информации, ГК закрепил авторское право.
Это противоречие стало поводом для обсуждения в Общественной палате: как найти компромисс между интересами правообладателей и потребностями образования, а главное – как воплотить его законодательно.
Сама по себе такая коллизия существует в каждой стране, и везде решается по-разному. Например, в Норвегии автоматически электронная копия появляется у каждой книги, поступившей в библиотеку. В других странах практикуется норма «fair use», право на добросовестное использование информации. Суть этой нормы – джентльменское соглашение между обладателями авторских прав и потребителями информации, закрепленной в авторском праве. Доверие – самый большой дефицит в нашей стране, нам, привыкшим к тотальной секретности, начиная от гос. тайны на рецепт кефира и кончая старушкой со свистком у входа в сельский клуб, будет нелегко доверить студенту навсегда унести из библиотеки файл с изданным двухтысячным тиражом автореферетом.
Краеугольным камнем для модернизации является современное образование и любые меры хороши, чтоб перелить знания из фондов библиотек в головы студентов.
Сто раз надо подумать, прежде чем устанавливать любые новые рестрикции, ограничивающие свободное плавание в интернете. Развитие интернета опередило законодателей: явление есть – закона нет. Законотворцы время от времени вспухают и пытаются остановить плотину известным им способом – «цензура», «запреты». Каркас на волнующееся море не наденешь.
Сюда же примыкает и проблема пиратства. Значительно проще приклеить ярлык и переживать, что пираты наносят миллиардный ущерб, чем задуматься, что на самом деле стоит за этим понятием. Ущербом, между прочим, является, например, ограбление ларька, торгующего дисками (лицензионными). Поэтому, по сути речь идет о недополученной прибыли, а это – другое, и как минимум, ее не так легко подсчитать. И тут возникают вопросы. А есть ли вообще недополученная прибыль? Исследования говорят, что покупатели лицензированных и нелицензированных фильмов, музыкальных дисков – это одни и те же люди.
Вынуждены признать также, что не было бы всеобъемлющего, всеохватывающего масштаба интернета, компьютеров, если бы молодежь в нашей стране вынуждена была бы платить за ПО.
Посмотрим правде в глаза – технологически невозможно поставить пиратству заслон. Возможно это не потому, что еще не придумали хороший способ, а потому, что это и есть новая реальность.
Потуги остановить процесс напоминают попытки датского мальчика остановить плотину, заткнув дырку пальчиком – очевидно, что и правовые и деловые отношения будут подстраиваться под развитие информационных технологий, а не наоборот.
Способ существования в новой реальности, в информационном обществе, нам сегодня также туманен, как не мог, наверное, Гуттенберг предугадать офсетную печать.
ЖКХ
read more...
Мы живем в индустриальном мире, но информационный уже теснит его.
Коммунизм сгнил сам по себе, фашизм – остановили союзные войска, либеральная доктрина обошлись человечеству дешевле двух других идеологий, однако привела к экономическому кризису.
«Приближался не календарный - Настоящий Двадцатый Век». Настоящий двадцать первый, как заря или как зарево, загружается на наших мониторах. Не надо быть семи пядей, чтобы усвоить – в новое время нас приведет информационный поток.
Интернет сегодня – как ложноножка у амебы (кто хорошо помнит школьную программу), вытянулась, что-то впереди нащупывает, а потом медленно подтягивается основное тело.
Любые изменения законодательства – добавить, убрать или вообще не беспокоить, должны осуществляться с единственной целью – позволить потоку информации двигаться свободно, а гражданам – обеспечить максимальный доступ, право и возможность передвигаться в этом потоке.
Мы должны во второй раз поднять железный занавес, на этот раз – между населением и информацией, иначе окажется вне мирового контекста, и уже навсегда сядем как двоечники «на камчатке».
Сетуем, что молодежь не читает. А у нее есть эта возможность? В двадцатом веке нам уже приходилось учить историю по самиздату, а географию по переводной литературе. Читая Грема Грина, я думала, что Пронт-о-Пренс – фантастический город, а тотон-макуты – загадочные гоблины.
Новым «занавесом» стало информационное неравенство. Аспирант из Кемеровской области, студент, который живет на Чукотке, школьник из Вологодской области – отрезаны от полноценного образования необходимостью ехать через всю страну в федеральные библиотеки. Сегодня жизненно важен доступ к технической литературе, зарубежной, переводной, к русской классике; школьник в любой деревушке должен нажать кнопочку на компьютере и прочитать всю программу по внеклассному чтению, не отрывая попы от стула в школьной библиотеке.
Создание электронных копий библиотечных фондов технически легко осуществимо, опыт показывает, что не требуется больших вложений, и необыкновенно дешево для пользователя. Проблема упирается в законодательство. Конституция утвердила за нами право свободного доступа к информации, ГК закрепил авторское право.
Это противоречие стало поводом для обсуждения в Общественной палате: как найти компромисс между интересами правообладателей и потребностями образования, а главное – как воплотить его законодательно.
Сама по себе такая коллизия существует в каждой стране, и везде решается по-разному. Например, в Норвегии автоматически электронная копия появляется у каждой книги, поступившей в библиотеку. В других странах практикуется норма «fair use», право на добросовестное использование информации. Суть этой нормы – джентльменское соглашение между обладателями авторских прав и потребителями информации, закрепленной в авторском праве. Доверие – самый большой дефицит в нашей стране, нам, привыкшим к тотальной секретности, начиная от гос. тайны на рецепт кефира и кончая старушкой со свистком у входа в сельский клуб, будет нелегко доверить студенту навсегда унести из библиотеки файл с изданным двухтысячным тиражом автореферетом.
Краеугольным камнем для модернизации является современное образование и любые меры хороши, чтоб перелить знания из фондов библиотек в головы студентов.
Сто раз надо подумать, прежде чем устанавливать любые новые рестрикции, ограничивающие свободное плавание в интернете. Развитие интернета опередило законодателей: явление есть – закона нет. Законотворцы время от времени вспухают и пытаются остановить плотину известным им способом – «цензура», «запреты». Каркас на волнующееся море не наденешь.
Сюда же примыкает и проблема пиратства. Значительно проще приклеить ярлык и переживать, что пираты наносят миллиардный ущерб, чем задуматься, что на самом деле стоит за этим понятием. Ущербом, между прочим, является, например, ограбление ларька, торгующего дисками (лицензионными). Поэтому, по сути речь идет о недополученной прибыли, а это – другое, и как минимум, ее не так легко подсчитать. И тут возникают вопросы. А есть ли вообще недополученная прибыль? Исследования говорят, что покупатели лицензированных и нелицензированных фильмов, музыкальных дисков – это одни и те же люди.
Вынуждены признать также, что не было бы всеобъемлющего, всеохватывающего масштаба интернета, компьютеров, если бы молодежь в нашей стране вынуждена была бы платить за ПО.
Посмотрим правде в глаза – технологически невозможно поставить пиратству заслон. Возможно это не потому, что еще не придумали хороший способ, а потому, что это и есть новая реальность.
Потуги остановить процесс напоминают попытки датского мальчика остановить плотину, заткнув дырку пальчиком – очевидно, что и правовые и деловые отношения будут подстраиваться под развитие информационных технологий, а не наоборот.
Способ существования в новой реальности, в информационном обществе, нам сегодня также туманен, как не мог, наверное, Гуттенберг предугадать офсетную печать.
ЖКХ
read more...
пятница, 1 апреля 2011 г.
Беседа со всеми
Раньше при планировании коммуникаций казалось очевидным: чем больше группа людей, с которой предстоит общаться, тем меньше возможностей для персонального взаимодействия.
Но сейчас эта закономерность все быстрее устаревает. Ведь появляются инструменты, дающие не только охват и стоимость контакта на уровне рекламы в СМИ, но и персонификацию, характерную для личного общения. И это не подстановка имени в тексте спамовой рассылки – это и выбор конкретного адресата, понимание ситуации, в которой он находится, составление сообщения, наиболее эффективного для знакомства с этим человеком. А самое главное – определение уместных последующих действий в зависимости от его реакций.
Есть три явления, которые будут этому способствовать.
Во-первых, этому поможет взрывообразное распространение датчиков, способных передавать информацию в режиме реального времени. Это и определение местоположения (GPS/ГЛОНАСС), идентификация движений тела (сенсор Kinect), лица, речи, направления взгляда. Сейчас все больше таких функций появляется в смартфонах и других мобильных устройствах, позволяющих не только получать информацию с датчиков, но и передавать ее во внешний мир. Даже те сенсоры, которые уже сегодня есть в коммуникаторе, не используются на полную мощность. Пока слабо задействованы возможности голосового распознавания, а самое главное – встроенная в телефон камера только начинает использоваться для декодирования смысла наблюдаемого изображения. Когда станет реальным распознавание предметов, текстов, зданий или лиц, возможности умножатся многократно.
Уже сейчас можно использовать программу Keylemon, распознающую ваше лицо для открытия доступа к устройству. Или иной пример: представьте, что наведя камеру телефона на содержимое вашего мусорного ведра, вы сможете получить рекомендации по корректировке образа жизни и по тем товарам, которые вам нужно будет купить завтра, с указанием ближайших магазинов и сравнением цен.
Во- вторых, появятся новые способы сопоставления разных пластов информации. Например, анализ текстов или слов, с которыми соприкасался пользователь, а также предыдущего потребительского поведения ведется и сейчас (самый яркий пример – Amazon, предлагающий новые покупки, исходя из истории предыдущих действий). А вот новый этап: помогать в принятии решений на основе оценок друзей в Facebook: например, при поиске массовика-затейника для новогоднего мероприятия вы сможете увидеть, как ваши друзья в социальной сети реагировали на персонажей, выдаваемых поисковой машиной.
Третье направление для персонализации – разработка аудиовизуальных материалов для конкретного человека. Первые шаги – это возможность выбрать из нескольких вариантов, как именно будет развиваться история (пример – проект Choose a Different Ending, созданный по заказу лондонской полиции). Более сложный и интересный вариант – создание абсолютно нового ролика под конкретного пользователя. Например, прорисовка с помощью компьютерной графики инструкции к какому-нибудь бытовому устройству с учетом реальных запросов именно этого потребителя.
Если суммировать эти направления, то перспектива – это полноценное интерактивное взаимодействие с человеком в режиме реального времени, причем начинающееся именно тогда, когда суть сообщения лучше всего соответствует ситуации. То есть если привычные масс-медиа расширяют возможности отправителя сообщения сказать что-то односложное, то новые инструменты помогают ему в желании беседовать. По сути, речь идет о создании копии отправителя – полноценного собеседника, способного наблюдать, слышать, появиться в нужный момент, говорить и обучаться по ходу взаимодействия.
Путь этот будет не очень простым. Даже если брать первый этап – оповещение, – пока не хватает опыта, чтобы четко прогнозировать, когда будет иметь смысл один из этих типов нацеливания, и когда они будут эффективнее прямой рекламы в традиционных масс-медиа. Факторы успеха еще предстоит выявить. Во-вторых, пока есть только зачатки агентской инфраструктуры для такого рода взаимодействия. В-третьих, есть еще одна важнейшая задача – объяснить людям, как именно будут использоваться их данные, и получить на это осознанное (а не только формальное) согласие.
Как эти изменения в коммуникационной среде повлияют на само общество? С одной стороны, можно ждать большего дробления общества, ведь объединяющая роль масс-медиа будет снижаться. Но с другой стороны, скорость распространения идей многократно вырастет, а это, наоборот, будет вести к консолидации общества и социальных групп. Причем под распространением подразумевается не просто скорость оповещения (новости и сегодня разносятся очень быстро через интернет-СМИ и социальные сети), а скорость вовлечения в идею.
Раньше, чтобы довести до людей идею, которая требовала последовательного донесения нескольких сообщений, был необходим громоздкий процесс. Нужно было дожидаться, пока первое сообщение не будет донесено до существенной части аудитории, и только потом переключаться на следующее.
Например, до того как донести до людей сообщение, что прекратить насилие в соседской семье можно звонком в социальную службу, прежде всего нужно добиться неприятия самого насилия. Ведь нет смысла доносить преимущества такого звонка, если аудитория колеблется между установками «бьет, значит, любит» и «моя хата с краю».
Развитие же нового инструментария позволит приобщать людей к новой идее ровно с той скоростью, с которой будет готов к этому конкретный человек. То есть, если брать приведенный пример: как только будут основания полагать, что удалось добиться неприятия насилия от еще одного человека, так тут же можно будет донести до него следующее сообщение, побуждающее к тому или иному поступку – например, позвонить.
Скорее всего, структура общества в результате станет более динамичной, и как минимум ускорится формирование новых групп вокруг интересующих людей вопросов и проблем. А как максимум – уйдет в прошлое понятие социального класса как группы с одинаковой ролью в общественной организации труда. Временное объединение людей станет столь распространенным, что сначала будет отражено в неформальных правилах, а затем закреплено и в формальных институтах.
Но на что точно можно рассчитывать – что через 2–3 года вы сможете осмысленно и последовательно доводить ваши идеи до гораздо большего количества людей, чем сейчас.
slon
read more...
Но сейчас эта закономерность все быстрее устаревает. Ведь появляются инструменты, дающие не только охват и стоимость контакта на уровне рекламы в СМИ, но и персонификацию, характерную для личного общения. И это не подстановка имени в тексте спамовой рассылки – это и выбор конкретного адресата, понимание ситуации, в которой он находится, составление сообщения, наиболее эффективного для знакомства с этим человеком. А самое главное – определение уместных последующих действий в зависимости от его реакций.
Есть три явления, которые будут этому способствовать.
Во-первых, этому поможет взрывообразное распространение датчиков, способных передавать информацию в режиме реального времени. Это и определение местоположения (GPS/ГЛОНАСС), идентификация движений тела (сенсор Kinect), лица, речи, направления взгляда. Сейчас все больше таких функций появляется в смартфонах и других мобильных устройствах, позволяющих не только получать информацию с датчиков, но и передавать ее во внешний мир. Даже те сенсоры, которые уже сегодня есть в коммуникаторе, не используются на полную мощность. Пока слабо задействованы возможности голосового распознавания, а самое главное – встроенная в телефон камера только начинает использоваться для декодирования смысла наблюдаемого изображения. Когда станет реальным распознавание предметов, текстов, зданий или лиц, возможности умножатся многократно.
Уже сейчас можно использовать программу Keylemon, распознающую ваше лицо для открытия доступа к устройству. Или иной пример: представьте, что наведя камеру телефона на содержимое вашего мусорного ведра, вы сможете получить рекомендации по корректировке образа жизни и по тем товарам, которые вам нужно будет купить завтра, с указанием ближайших магазинов и сравнением цен.
Во- вторых, появятся новые способы сопоставления разных пластов информации. Например, анализ текстов или слов, с которыми соприкасался пользователь, а также предыдущего потребительского поведения ведется и сейчас (самый яркий пример – Amazon, предлагающий новые покупки, исходя из истории предыдущих действий). А вот новый этап: помогать в принятии решений на основе оценок друзей в Facebook: например, при поиске массовика-затейника для новогоднего мероприятия вы сможете увидеть, как ваши друзья в социальной сети реагировали на персонажей, выдаваемых поисковой машиной.
Третье направление для персонализации – разработка аудиовизуальных материалов для конкретного человека. Первые шаги – это возможность выбрать из нескольких вариантов, как именно будет развиваться история (пример – проект Choose a Different Ending, созданный по заказу лондонской полиции). Более сложный и интересный вариант – создание абсолютно нового ролика под конкретного пользователя. Например, прорисовка с помощью компьютерной графики инструкции к какому-нибудь бытовому устройству с учетом реальных запросов именно этого потребителя.
Если суммировать эти направления, то перспектива – это полноценное интерактивное взаимодействие с человеком в режиме реального времени, причем начинающееся именно тогда, когда суть сообщения лучше всего соответствует ситуации. То есть если привычные масс-медиа расширяют возможности отправителя сообщения сказать что-то односложное, то новые инструменты помогают ему в желании беседовать. По сути, речь идет о создании копии отправителя – полноценного собеседника, способного наблюдать, слышать, появиться в нужный момент, говорить и обучаться по ходу взаимодействия.
Путь этот будет не очень простым. Даже если брать первый этап – оповещение, – пока не хватает опыта, чтобы четко прогнозировать, когда будет иметь смысл один из этих типов нацеливания, и когда они будут эффективнее прямой рекламы в традиционных масс-медиа. Факторы успеха еще предстоит выявить. Во-вторых, пока есть только зачатки агентской инфраструктуры для такого рода взаимодействия. В-третьих, есть еще одна важнейшая задача – объяснить людям, как именно будут использоваться их данные, и получить на это осознанное (а не только формальное) согласие.
Как эти изменения в коммуникационной среде повлияют на само общество? С одной стороны, можно ждать большего дробления общества, ведь объединяющая роль масс-медиа будет снижаться. Но с другой стороны, скорость распространения идей многократно вырастет, а это, наоборот, будет вести к консолидации общества и социальных групп. Причем под распространением подразумевается не просто скорость оповещения (новости и сегодня разносятся очень быстро через интернет-СМИ и социальные сети), а скорость вовлечения в идею.
Раньше, чтобы довести до людей идею, которая требовала последовательного донесения нескольких сообщений, был необходим громоздкий процесс. Нужно было дожидаться, пока первое сообщение не будет донесено до существенной части аудитории, и только потом переключаться на следующее.
Например, до того как донести до людей сообщение, что прекратить насилие в соседской семье можно звонком в социальную службу, прежде всего нужно добиться неприятия самого насилия. Ведь нет смысла доносить преимущества такого звонка, если аудитория колеблется между установками «бьет, значит, любит» и «моя хата с краю».
Развитие же нового инструментария позволит приобщать людей к новой идее ровно с той скоростью, с которой будет готов к этому конкретный человек. То есть, если брать приведенный пример: как только будут основания полагать, что удалось добиться неприятия насилия от еще одного человека, так тут же можно будет донести до него следующее сообщение, побуждающее к тому или иному поступку – например, позвонить.
Скорее всего, структура общества в результате станет более динамичной, и как минимум ускорится формирование новых групп вокруг интересующих людей вопросов и проблем. А как максимум – уйдет в прошлое понятие социального класса как группы с одинаковой ролью в общественной организации труда. Временное объединение людей станет столь распространенным, что сначала будет отражено в неформальных правилах, а затем закреплено и в формальных институтах.
Но на что точно можно рассчитывать – что через 2–3 года вы сможете осмысленно и последовательно доводить ваши идеи до гораздо большего количества людей, чем сейчас.
slon
read more...
вторник, 22 марта 2011 г.
Как стать Кремниевой долиной
Можно ли создать еще одну Кремниевую долину, или она может быть одна и только одна?
Неудивительно, что создать Кремниевую долину в других странах должно быть непросто, потому что даже в США это возможно далеко не везде. Но что нужно, чтобы построить Кремниевую долину даже в США?
Необходимы правильные люди. Если вы сможете перевезти десять тысяч правильных людей из Кремниевой долины в Баффало, то Баффало станет Кремниевой долиной [1].
В этом заключается принципиальное отличие от прошлого. Еще несколько десятилетий назад местоположение города полностью определялось географией. Все великие города основаны на водных путях, потому что города зарабатывали торговлей, а торговать можно было только по воде.
Сейчас вы можете создать великий город где угодно, если сможете переселить туда правильных людей. Поэтому вопрос о создании кремниевой долины заключается в том, кто такие правильные люди и как сделать так, чтобы они переехали.Два типа людей
Я считаю, что необходимо лишь два типа людей, чтобы создать технологический центр: богатые люди и "ботаники". Они являются ключевыми компонентами в реакции, в которой рождаются стартапы, потому что только они присутствуют при их рождении. Все остальные приедут позже.
Невооруженным глазом видно, что в США города становятся технологическими центрами тогда и только тогда, когда есть и обеспеченные люди, и "ботаники". Случается, например, что некоторые стартапы рождаются в Майами, потому что там живет куча обеспеченных людей, но там почти нет "ботаников". "Ботаники" не любят подобные места.
В то же время у Питтсбурга противоположная проблема: куча "ботаников", но нет богатых людей. Известно, что лучшие американские факультеты компьютерных наук - в Массачусетском технологическом институте (MIT), Стэнфорде, Беркли и Карнеги-Меллоне. Из MIT получилась Route 128 (американское наименование высокотехнологичной агломерации вокруг Бостона – прим. ред.). Из Стэнфорда и Беркли - Кремниевая долина. А Карнеги-Меллон? Здесь у нас пробел. Далее по списку, университет Вашингтона способствовал созданию высокотехнологичного сообщества в Сиэтле, а университет Техаса сделал то же самое в Остине. Но что случилось в Питтсбурге? А в Итаке, где расположен Корнельский университет, который тоже есть в этом списке?
Я вырос в Питтсбурге и учился в Корнеле, поэтому я знаю ответ на оба вопроса. Погода ужасна, особенно зимой, и в городе нет ничего, что могло бы это компенсировать, как в Бостоне. Богатые люди не хотят жить в Питтсбурге или в Итаке. Так что, хотя там и есть куча "ботаников", которые могли бы основать стартап, в них некому инвестировать.
Не чиновники
Действительно ли для этого необходимы обеспеченные люди? А разве правительство не может инвестировать в "ботаников"? Нет, не может. Люди, инвестирующие в стартапы, - это особенный вид богатых людей. У них у самих достаточно опыта в высокотехнологичном бизнесе. Это, во-первых, помогает им выбирать правильные стартапы, а во-вторых, означает, что они могут помочь не только деньгами, но также советами и связями. То, что они лично заинтересованы в результате, заставляет их очень внимательно относиться к вопросу.
Чиновники по своей природе являются антиподами людей, которые инвестируют в стартапы. Сама идея таких инвестиций кажется им смешной. Это как если бы математики издавали Vogue или, точнее, как если бы издатели Vogue взялись за математический журнал. [2]
И в самом деле, большую часть вещей, которые делают бюрократы, они делают плохо. Просто мы обычно этого не замечаем, потому что единственные их конкуренты - это другие бюрократы. Однако в роли инвесторов стартапов им бы пришлось соревноваться с профессионалами, обладающими намного большим опытом и мотивацией.
Даже корпорации, имеющие в своем составе венчурные группы, обычно запрещают им принимать независимые инвестиционные решения. Большинству разрешается лишь инвестировать на пару с респектабельными частными венчурными фондами, которые выступают в роли основных инвесторов.
Не архитектура
Если вы поедете в Кремниевую Долину, то вы увидите лишь дома. Но Долина состоит не из домов, а из людей. Я как-то читал про попытки основать технологические парки в других местах, как если бы основой Кремниевой Долины были офисные здания. Статья про Sophia Antipolis хвасталась, что среди компаний там были Cisco, Compaq, IBM, NCR и Nortel. Французы, что, не понимают, что эти компании - не стартапы?
Из офисных комплексов для высокотехнологичных компаний не получится кремниевой долины, потому что ключевой момент в жизни стартапов наступает еще до того, как им потребуются офисы. Ключевой момент - это когда три парня начинают работать вне своего дома. Там, где стартап получит финансирование, он и останется. Основное достоинство Кремниевой Долины не в том, что там располагаются офисы Intel, Apple или Google, а в том, что они были там основаны.
Так что если вы хотите, чтобы у вас была новая Кремниевая Долина, то у вас должны быть два или три парня, которые сидя за кухонным столом, решают основать стартап. И для этого вам потребуются такие люди.
Университеты
Хорошая новость заключается в том, что все, что необходимо - это люди. Если вы сможете привлечь критическую массу "ботаников" и инвесторов в то или иное место, вы сможете создать вторую Кремнивую Долину. Обе эти группы очень мобильны, поэтому они переедут туда, где хорошо живется. А где им хорошо живется?
"Ботаники" любят других "ботаников". Умные люди тянутся к другим умным людям и, в частности, в великие университеты. Теоретически, могут быть и другие способы привлечь их, но университеты пока являются незаменимыми. В США технологические центры не существуют вне университетов или, по крайней мере, первоклассных факультетов компьютерных наук.
Поэтому если вы хотите создать вторую кремниевую долину, то вам необходим только университет, но один из лучших в мире. Он должен быть достаточно хорош, чтобы притягивать лучших за тысячи километров. Это значит, что сила его притяжения должна быть сравнима с притяжением MIT и Стэнфорда.
Это выглядит довольно сложно, хотя на самом деле может оказаться совсем простым делом. Мои друзья из профессуры, выбирая новое место работы, ориентируются прежде всего на уровень будущих коллег. Профессоров привлекают хорошие коллеги. Поэтому если вы сможете разом набрать значительное количество выдающихся молодых исследователей, вы можете создать первоклассный университет на пустом месте. Для этого вам потребуется на удивление мало денег. Если вы единоразово заплатите при приеме на работу 200 людям бонус в размере $3 000 000, то вы получите коллектив, который сможет тягаться с лучшей мировой профессурой. Начиная с этого момента, цепная реакция должна стать самоподдерживающейся. Поэтому сколько бы ни стоило создать посредственный университет, за дополнительные полмиллиарда или около того вы получите выдающийся университет. [3]
Индивидуальность
Однако просто выдающегося университета недостаточно, чтобы создать кремниевую долину. Университет - это всего лишь зерно. Оно должно быть посажено в подходящую почву, иначе оно не прорастет. Посадите его в неподходящем месте, и вы получите Карнеги-Меллон.
Чтобы стартапы начали появляться как грибы после дождя, университет должен быть расположен в городе, который имеет другие достоинства, кроме университета. Это должно быть место, где инвесторам хочется жить, а студентам - остаться после выпуска.
И инвесторы, и студенты любят примерно одно и то же, потому что большинство людей, инвестирующих в стартапы, сами "ботаники". Так что же нужно "ботанику" от города? Их вкусы не сильно отличаются от вкусов других людей, потому что многие города, которые им нравятся, также нравятся и туристам: Сан-Франциско, Бостон, Сиэтл. Но их вкусы все же не совпадают со вкусами большинства, потому что в других местах, почитаемых туристами, таких как Нью-Йорк, Лос Анжелес или Лас Вегас, "ботаникам" жить не хочется.
В последнее время много было написано про "креативный класс". Идея, кажется, заключается в том, что раз богатство все больше обретается благодаря идеям, города будут процветать только если они смогут привлечь тех, у кого есть эти идеи. Разумеется, это так: это было, в самом деле, основой процветания Амстердама 400 лет назад.
Вкусы "ботаников" во многом совпадают со вкусами креативного класса. Например, они любят хорошо сохранившиеся старые районы, а не однотипные новостройки на окраине; также им нравятся местные частные магазины и рестораны, а не национальные сети. Как и другие представители творческого класса, они хотят жить в месте, обладающем индивидуальностью.
Но что такое индивидуальность? Я думаю, что это ощущение, что каждое здание было построено отдельным коллективом людей. Город, обладающий этой индивидуальностью, не производит впечатление только сошедшего с конвейера. Поэтому если вы хотите создать центр для стартапов или, в общем, город, который бы привлекал творческий класс, вы должны запретить масштабные стройки. Когда большой участок застраивается одной организацией, это сразу видно. [4]
Большинство городов, обладающих индивидуальностью достаточно старые, но не обязательно. У старых городов есть два преимущества: они плотнее застроены, потому что были спланированы до изобретения машин, а также они разнообразнее, потому что они строились по домику. И сейчас можно сделать то же самое, надо просто законодательно обеспечить плотную застройку и запретить масштабные проекты.
Как следствие, необходимо не позволять вмешиваться самому большому застройщику: правительству. Правительство, которое спрашивает "Как мы можем построить кремниевую долину?", вероятно, постигнет неудача только из-за того, как оно формулирует вопрос. Вы не строите кремниевую долину, вы способствуете ее росту.
"Ботаники"
Если вы хотите привлечь "ботаников", вам потребуется больше, чем просто город, обладающий индивидуальностью. Нужен город, обладающий правильной индивидуальностью. "Ботаники" - это особая часть творческого класса, с особыми вкусами. Это очень хорошо заметно в Нью-Йорке, который привлекает огромное количество творческих людей, но мало "ботаников". [5]
Что нравится "ботаникам", так это города, где люди ходят и улыбаются. Сюда не относится Лос-Анджелес, где никто вообще не ходит, а также Нью-Йорк, где люди ходят, но не улыбаются. Когда я получал последипломное образование в Бостоне, ко мне приехала знакомая из Нью-Йорка. Когда мы ехали в аэропорт, она спросила, почему все улыбаются. Я посмотрел и увидел, что никто не улыбается. Просто если сравнить с теми выражениями лиц, которые она привыкла видеть, можно было подумать, что они и правда улыбаются.
Если вы жили в Нью-Йорке, то вы знаете, откуда эти выражения на лицах. Это то место, где духу может быть хорошо, а телу - очень плохо. Людям не столько нравится жить там, сколько им приходится терпеть ради развлечений. А если вы падки на определенные виды развлечений, то Нью-Йорк вне конкуренции. Это центр гламура, магнит для всех тех, кто гонится за коротким периодом расцвета, стилем и славой.
"Ботаников" не заботит гламур, поэтому притягательность Нью-Йорка для них - загадка. Люди, которым нравится Нью-Йорк, выложат целое состояние за маленькую, темную, шумную квартиру, чтобы жить в городе с реально клевыми людьми. "Ботаник" видит в этом только одну сторону: заплатить целое состояние за маленькую, темную, шумную квартиру.
"Ботаники" согласны переплачивать за то, чтобы жить в городе с действительно умными людьми, но за это не надо так много платить. Это закон спроса и предложения: гламур востребован, поэтому приходится раскошеливаться.
Большинство "ботаников" предпочитает более тихие удовольствия. Им нравятся кафе, а не клубы, книжные магазины, а не бутики, прогулки, а не дискотеки, солнечный свет, а не небоскребы. Рай для ботаников - это Беркли или Боулдер.
Молодежь
Стартапы создаются молодыми "ботаниками", поэтому именно на них должен ориентироваться город. Дух молодости чувствуется во всех американских городах, в которых рождаются стартапы. Это не значит, что города должны быть новые. План города Кэмбриджа - один из старейших в Америке, но там чувствуется дух молодости, потому что он полон студентов.
Чего быть не должно, если вы создаете кремниевую долину, так это огромного количества уже проживающего там инертного населения. Попытка развернуть развитие угасающего индустриального города, например, Детройта или Филадельфии, путем стимулирования развития стартапов, обречена на провал. Эти города слишком долго двигались в неверном направлении. Гораздо лучше начать с чистого листа в маленьком городе. Или, еще лучше, в городе, в который уже стекается молодежь.
Район залива Сан-Франциско притягивал молодых и оптимистичных людей на протяжении десятилетий до того, как он начал ассоциироваться с высокими технологиями. Это было место, куда приезжали в поисках нового. Также, этот залив стал синонимом калифорнийского сумасшествия, это сохраняется и по сей день. Если вы хотите сделать что-то модным, например, распространить новый способ фокусирования чьей-то "энергии" или "открыть" новую категорию продуктов, которые не стоит есть, то Залив будет прекрасным местом. Однако место, в котором спокойно относятся к непривычному ради новизны, - это то, что необходимо для города стартапов, поскольку с экономической точки зрения, это и есть стартап. Большинство хороших идей для стартапов выглядят слегка сумасшедшими. Если бы это были просто хорошие идеи, их бы уже кто-то реализовал.
(Сколько людей захотят иметь компьютер дома? Что, еще один поисковик?)
В этом заключается связь между технологиями и либерализмом. Все без исключения высокотехнологичные города в США также являются наиболее либеральными. Однако это происходит не потому, что либералы умнее, а потому что либеральные города терпимо относятся к необычным идеям, а у умных людей по определению появляются только такие идеи.
Точно так же, город, который хвалят за "устойчивость к новомодным веяниям" или который поддерживает "традиционные ценности", может быть прекрасным городом для жизни, но он никогда не станет колыбелью для стартапов. В ходе президентских выборов 2004 г., хотя они и привели к катастрофичным результатам в ином отношении, обрисовалась карта таких мест по округам. [6]
Чтобы привлекать молодежь, центр города должен быть нетронут. В большинстве американских городов центр заброшен и рост города, если таковой вообще наблюдается, происходит за счет окраин. Большинство американских городов просто вывернуты наизнанку, но таких городов нет среди тех, в которых рождаются стартапы: Сан-Франциско, Бостон, Сиэтл. У них у всех нетронутый центр. [7] Мне кажется, что в городе с мертвым центром, стартапы не могут рождаться. Молодежь не хочет жить на окраине.
В США есть два города, которые, по моему мнению, имеют наибольшие шансы превратиться в новые кремниевые долины: Боулдер и Портлэнд. В обоих городах кипит та жизнь, которая привлекает молодежь. Если эти города хотят стать кремниевыми долинами, то все, что им осталось сделать, - это создать большой университет.
Время
Большой университет рядом с привлекательным городом. Это все, что нужно? Этого хватило, чтобы создать Кремниевую Долину. Ее история приводит нас к Уильяму Шокли (William Shockley), одному из изобретателей транзистора. Его исследования в Bell Labs принесли ему Нобелевскую премию, но когда он захотел основать собственную компанию в 1956 г., то он переехал для этого в Пало-Альто (Palo Alto). Тогда это казалось необычным. Но почему же он это сделал? Потому что он там вырос, и он помнил, как там хорошо. Сейчас Пало-Альто - это пригород, но тогда это был очаровательный университетский городок с прекрасной погодой и всего часом езды до Сан-Франциско.
Все компании, которые заправляют в Кремниевой Долине, тем или иным способом вышли из Shockley Semiconductor. Шокли был тяжелым в общении человеком и в 1957 г. его команда - "предательская восьмерка" - оставила его, чтобы создать новую компанию, Fairchild Semiconductor. Среди них были Гордон Мур (Gordon Moore) и Роберт Нойс (Robert Noyce), которые позже основали Intel и Юджин Кляйнер (Eugene Kleiner), который основал венчурный фонд Kleiner Perkins. Сорок два года спустя Kleiner Perkins инвестировал в Google, а партнером, контролирующим сделку, был Джон Дорр (John Doerr), который приехал в Кремниевую Долину в 1974 г., чтобы работать в компании Intel.
Так что хотя многие из новых компаний Кремниевой долины ничего не делают из кремния, их корни уходят к Шокли. И в этом есть урок: стартапы рождают стартапы. Люди, которые работают в стартапах, потом основывают уже свои стартапы. Люди, которые обогащаются на стартапах, потом инвестируют в новые стартапы. Я подозреваю, что это единственный естественный способ создать центр, в котором бы рождались стартапы, потому что это единственный способ вырастить тот человеческий капитал, который необходим.
Из этого следует два важных вывода. Во-первых, необходимо время, чтобы вырастить Кремниевую долину. Университет можно построить за пару лет, но сообщество людей, создающих стартапы, должно вырасти естественным путем. Временной цикл ограничен временем, необходимым для создания успешной компании, т.е. примерно пятью годами.
Во-вторых, гипотеза естественного роста подразумевает, что не может быть какого-то "вроде бы подходящего" места для стартапов. У вас или идет самоподдерживающаяся реакция, или нет. Это видно невооруженным глазом: города или являются пригодными для стартапов, или нет, третьего не дано. Чикаго - это третий по размерам мегаполис в США, но как колыбель для стартапов он сильно проигрывает Сиэтлу, который на пятнадцатом месте.
Хорошие новости заключаются в том, что для начала требуется немного. Shockley Semiconductor, пусть это была и не самая успешная компания, была достаточно большой. Она привлекла критическую массу специалистов в области важных новейших технологий в место, которое им настолько понравилось, что они остались.
Конкуренция
Конечно, претенденты на звание Кремниевой долины сталкиваются с проблемой, которой не было у первой Кремниевой Долины: они должны с ней конкурировать. Возможно ли это? Может быть.
Одно из самых больших преимущества Кремниевой долины - это ее венчурные фонды. Это не играло важной роли во времена компании Shockley, потому что тогда венчурных фондов не было. На самом деле, Shockley Semiconductor и Fairchild Semiconductor не были стартапами в современном понимании этого слова. Они были дочерними компаниями Beckman Instruments и Fairchild Camera and Instrument, соответственно. По-видимому, эти компании решили создать дочерние компании там, где специалистам хотелось жить.
Венчурные инвесторы, однако, предпочитают финансировать стартапы, которые находятся в часе езды. В частности, стартап, расположенный неподалеку, проще заметить. Но даже когда они находят стартапы в других городах, они предпочитают, чтобы стартапы переехали поближе. Они не хотят путешествовать, чтобы поучаствовать в заседаниях и в любом случае шансы на успех выше в тех местах, где стартапы традиционно развиваются.
Централизующее свойство венчурных фирм имеет два положительных эффекта: венчурный капитал притягивает стартапы, а те, в свою очередь, притягивают еще больше стартапов путем поглощений. И хотя первый эффект представляется незначительным, потому что основать компанию стоит сегодня очень дешево, второй эффект силен как никогда. Три из наиболее впечатляющих компаний эпохи Web 2.0 были основаны вне мест, где обычно появляются стартапы, но две из них уже были поглощены другими компаниями.
Такие централизующие силы затрудняют появление новых кремниевых долин, но ни в коем случае не делают это невозможным. В конце концов, все зависит от основателей. Стартап с лучшими основателями будет лучше стартапа, который получит финансирование от известных венчурных капиталистов, а стартап, который успешно начал работу, никогда не будет переезжать. Поэтому город, который сможет удержать правильных людей, сможет противостоять Кремниевой долине или даже превзойти ее.
Несмотря на всю ее мощь, Кремниевая долина имеет одно слабое звено: тот рай, который Шокли основал в 1956 г. сейчас представляет из себя гигантскую парковку. Сан-Франциско и Беркли прекрасны, но они расположены в 40 милях друг от друга. Кремниевая долина - это по сути разрастающийся пригород, перемалывающий людские души. Там шикарная погода, которая дает ему преимущество перед другими американскими пригородами, перемалывающими людские души. Но конкурент, который сможет избежать такого расползания, будет иметь настоящее преимущество. Все, что нужно городу - это быть таким, чтобы следующая "предательская восьмерка" приехала и сказала: "Я хочу здесь остаться", и этого будет достаточно, чтобы цепная реакция началась.
Примечания:
[1] Интересно отметить, насколько малым может быть это число. Я подозреваю, что пяти сотен было бы достаточно, даже если бы они приехали без вещей. Может быть, хватило бы даже тридцати, если бы я сам выбирал их, чтобы превратить Баффало в настоящую колыбель для стартапов.
[2] Чиновники более-менее прилично справляются с выделением финансирования на исследования, но только потому, что как и дочерний венчурный фонд, они отдают большую часть работы по выбору специалистам. Известный среди своих коллег профессор из знаменитого университета получит финансирование, по большому счету, вне зависимости от того, подо что он просит деньги. Для стартапов эта схема не работает, т.к. их основатели не получают денег от организаций и зачастую неизвестны широкой публике.
[3] Это все надо делать за один раз или хотя бы по одному факультету за раз, потому что люди склонны приезжать туда, где уже живут их друзья. Начать будет проще с чистого листа, чем с преобразования существующего университета, иначе придется потратить много сил на преодоление разногласий.
[4] Гипотеза: любой план, подразумевающий значительную реконструкцию или полное разрушение множества невзаимосвязанных зданий в рамках одного проекта - это чистые потери в индивидуальности города, за исключением случая преобразования знаний, которые ранее не занимали люди, например, складов.
[5] Несколько стартапов были основаны в Нью-Йорке, но в расчете на одного жителя их на порядок меньше, чем в Бостоне, кроме того, большинство из них работает в областях, не свойственных "ботаникам", например в области финансов или СМИ.
[6] Некоторые консервативные округа не подчиняются этому правилу (отражая оставшуюся мощь аппарата демократической партии), но нет демократических округов, которые бы не подчинялись ему. Можете смело вычеркнуть все республиканские округа.
[7] Некоторые эксперты по "обновлению городов" пытались уничтожить Бостон в начале 1960-ых, превратив пространство вокруг здания городской мэрии в унылый пустырь, но большинство прилегающих округов смогло справиться с этим.
Пол Грэм, май 2006.
Пол Грэм – известный американский программист и разработчик языков программирования.
Источник
Перевод:Евгений Шадчнев
read more...
Неудивительно, что создать Кремниевую долину в других странах должно быть непросто, потому что даже в США это возможно далеко не везде. Но что нужно, чтобы построить Кремниевую долину даже в США?
Необходимы правильные люди. Если вы сможете перевезти десять тысяч правильных людей из Кремниевой долины в Баффало, то Баффало станет Кремниевой долиной [1].
В этом заключается принципиальное отличие от прошлого. Еще несколько десятилетий назад местоположение города полностью определялось географией. Все великие города основаны на водных путях, потому что города зарабатывали торговлей, а торговать можно было только по воде.
Сейчас вы можете создать великий город где угодно, если сможете переселить туда правильных людей. Поэтому вопрос о создании кремниевой долины заключается в том, кто такие правильные люди и как сделать так, чтобы они переехали.Два типа людей
Я считаю, что необходимо лишь два типа людей, чтобы создать технологический центр: богатые люди и "ботаники". Они являются ключевыми компонентами в реакции, в которой рождаются стартапы, потому что только они присутствуют при их рождении. Все остальные приедут позже.
Невооруженным глазом видно, что в США города становятся технологическими центрами тогда и только тогда, когда есть и обеспеченные люди, и "ботаники". Случается, например, что некоторые стартапы рождаются в Майами, потому что там живет куча обеспеченных людей, но там почти нет "ботаников". "Ботаники" не любят подобные места.
В то же время у Питтсбурга противоположная проблема: куча "ботаников", но нет богатых людей. Известно, что лучшие американские факультеты компьютерных наук - в Массачусетском технологическом институте (MIT), Стэнфорде, Беркли и Карнеги-Меллоне. Из MIT получилась Route 128 (американское наименование высокотехнологичной агломерации вокруг Бостона – прим. ред.). Из Стэнфорда и Беркли - Кремниевая долина. А Карнеги-Меллон? Здесь у нас пробел. Далее по списку, университет Вашингтона способствовал созданию высокотехнологичного сообщества в Сиэтле, а университет Техаса сделал то же самое в Остине. Но что случилось в Питтсбурге? А в Итаке, где расположен Корнельский университет, который тоже есть в этом списке?
Я вырос в Питтсбурге и учился в Корнеле, поэтому я знаю ответ на оба вопроса. Погода ужасна, особенно зимой, и в городе нет ничего, что могло бы это компенсировать, как в Бостоне. Богатые люди не хотят жить в Питтсбурге или в Итаке. Так что, хотя там и есть куча "ботаников", которые могли бы основать стартап, в них некому инвестировать.
Не чиновники
Действительно ли для этого необходимы обеспеченные люди? А разве правительство не может инвестировать в "ботаников"? Нет, не может. Люди, инвестирующие в стартапы, - это особенный вид богатых людей. У них у самих достаточно опыта в высокотехнологичном бизнесе. Это, во-первых, помогает им выбирать правильные стартапы, а во-вторых, означает, что они могут помочь не только деньгами, но также советами и связями. То, что они лично заинтересованы в результате, заставляет их очень внимательно относиться к вопросу.
Чиновники по своей природе являются антиподами людей, которые инвестируют в стартапы. Сама идея таких инвестиций кажется им смешной. Это как если бы математики издавали Vogue или, точнее, как если бы издатели Vogue взялись за математический журнал. [2]
И в самом деле, большую часть вещей, которые делают бюрократы, они делают плохо. Просто мы обычно этого не замечаем, потому что единственные их конкуренты - это другие бюрократы. Однако в роли инвесторов стартапов им бы пришлось соревноваться с профессионалами, обладающими намного большим опытом и мотивацией.
Даже корпорации, имеющие в своем составе венчурные группы, обычно запрещают им принимать независимые инвестиционные решения. Большинству разрешается лишь инвестировать на пару с респектабельными частными венчурными фондами, которые выступают в роли основных инвесторов.
Не архитектура
Если вы поедете в Кремниевую Долину, то вы увидите лишь дома. Но Долина состоит не из домов, а из людей. Я как-то читал про попытки основать технологические парки в других местах, как если бы основой Кремниевой Долины были офисные здания. Статья про Sophia Antipolis хвасталась, что среди компаний там были Cisco, Compaq, IBM, NCR и Nortel. Французы, что, не понимают, что эти компании - не стартапы?
Из офисных комплексов для высокотехнологичных компаний не получится кремниевой долины, потому что ключевой момент в жизни стартапов наступает еще до того, как им потребуются офисы. Ключевой момент - это когда три парня начинают работать вне своего дома. Там, где стартап получит финансирование, он и останется. Основное достоинство Кремниевой Долины не в том, что там располагаются офисы Intel, Apple или Google, а в том, что они были там основаны.
Так что если вы хотите, чтобы у вас была новая Кремниевая Долина, то у вас должны быть два или три парня, которые сидя за кухонным столом, решают основать стартап. И для этого вам потребуются такие люди.
Университеты
Хорошая новость заключается в том, что все, что необходимо - это люди. Если вы сможете привлечь критическую массу "ботаников" и инвесторов в то или иное место, вы сможете создать вторую Кремнивую Долину. Обе эти группы очень мобильны, поэтому они переедут туда, где хорошо живется. А где им хорошо живется?
"Ботаники" любят других "ботаников". Умные люди тянутся к другим умным людям и, в частности, в великие университеты. Теоретически, могут быть и другие способы привлечь их, но университеты пока являются незаменимыми. В США технологические центры не существуют вне университетов или, по крайней мере, первоклассных факультетов компьютерных наук.
Поэтому если вы хотите создать вторую кремниевую долину, то вам необходим только университет, но один из лучших в мире. Он должен быть достаточно хорош, чтобы притягивать лучших за тысячи километров. Это значит, что сила его притяжения должна быть сравнима с притяжением MIT и Стэнфорда.
Это выглядит довольно сложно, хотя на самом деле может оказаться совсем простым делом. Мои друзья из профессуры, выбирая новое место работы, ориентируются прежде всего на уровень будущих коллег. Профессоров привлекают хорошие коллеги. Поэтому если вы сможете разом набрать значительное количество выдающихся молодых исследователей, вы можете создать первоклассный университет на пустом месте. Для этого вам потребуется на удивление мало денег. Если вы единоразово заплатите при приеме на работу 200 людям бонус в размере $3 000 000, то вы получите коллектив, который сможет тягаться с лучшей мировой профессурой. Начиная с этого момента, цепная реакция должна стать самоподдерживающейся. Поэтому сколько бы ни стоило создать посредственный университет, за дополнительные полмиллиарда или около того вы получите выдающийся университет. [3]
Индивидуальность
Однако просто выдающегося университета недостаточно, чтобы создать кремниевую долину. Университет - это всего лишь зерно. Оно должно быть посажено в подходящую почву, иначе оно не прорастет. Посадите его в неподходящем месте, и вы получите Карнеги-Меллон.
Чтобы стартапы начали появляться как грибы после дождя, университет должен быть расположен в городе, который имеет другие достоинства, кроме университета. Это должно быть место, где инвесторам хочется жить, а студентам - остаться после выпуска.
И инвесторы, и студенты любят примерно одно и то же, потому что большинство людей, инвестирующих в стартапы, сами "ботаники". Так что же нужно "ботанику" от города? Их вкусы не сильно отличаются от вкусов других людей, потому что многие города, которые им нравятся, также нравятся и туристам: Сан-Франциско, Бостон, Сиэтл. Но их вкусы все же не совпадают со вкусами большинства, потому что в других местах, почитаемых туристами, таких как Нью-Йорк, Лос Анжелес или Лас Вегас, "ботаникам" жить не хочется.
В последнее время много было написано про "креативный класс". Идея, кажется, заключается в том, что раз богатство все больше обретается благодаря идеям, города будут процветать только если они смогут привлечь тех, у кого есть эти идеи. Разумеется, это так: это было, в самом деле, основой процветания Амстердама 400 лет назад.
Вкусы "ботаников" во многом совпадают со вкусами креативного класса. Например, они любят хорошо сохранившиеся старые районы, а не однотипные новостройки на окраине; также им нравятся местные частные магазины и рестораны, а не национальные сети. Как и другие представители творческого класса, они хотят жить в месте, обладающем индивидуальностью.
Но что такое индивидуальность? Я думаю, что это ощущение, что каждое здание было построено отдельным коллективом людей. Город, обладающий этой индивидуальностью, не производит впечатление только сошедшего с конвейера. Поэтому если вы хотите создать центр для стартапов или, в общем, город, который бы привлекал творческий класс, вы должны запретить масштабные стройки. Когда большой участок застраивается одной организацией, это сразу видно. [4]
Большинство городов, обладающих индивидуальностью достаточно старые, но не обязательно. У старых городов есть два преимущества: они плотнее застроены, потому что были спланированы до изобретения машин, а также они разнообразнее, потому что они строились по домику. И сейчас можно сделать то же самое, надо просто законодательно обеспечить плотную застройку и запретить масштабные проекты.
Как следствие, необходимо не позволять вмешиваться самому большому застройщику: правительству. Правительство, которое спрашивает "Как мы можем построить кремниевую долину?", вероятно, постигнет неудача только из-за того, как оно формулирует вопрос. Вы не строите кремниевую долину, вы способствуете ее росту.
"Ботаники"
Если вы хотите привлечь "ботаников", вам потребуется больше, чем просто город, обладающий индивидуальностью. Нужен город, обладающий правильной индивидуальностью. "Ботаники" - это особая часть творческого класса, с особыми вкусами. Это очень хорошо заметно в Нью-Йорке, который привлекает огромное количество творческих людей, но мало "ботаников". [5]
Что нравится "ботаникам", так это города, где люди ходят и улыбаются. Сюда не относится Лос-Анджелес, где никто вообще не ходит, а также Нью-Йорк, где люди ходят, но не улыбаются. Когда я получал последипломное образование в Бостоне, ко мне приехала знакомая из Нью-Йорка. Когда мы ехали в аэропорт, она спросила, почему все улыбаются. Я посмотрел и увидел, что никто не улыбается. Просто если сравнить с теми выражениями лиц, которые она привыкла видеть, можно было подумать, что они и правда улыбаются.
Если вы жили в Нью-Йорке, то вы знаете, откуда эти выражения на лицах. Это то место, где духу может быть хорошо, а телу - очень плохо. Людям не столько нравится жить там, сколько им приходится терпеть ради развлечений. А если вы падки на определенные виды развлечений, то Нью-Йорк вне конкуренции. Это центр гламура, магнит для всех тех, кто гонится за коротким периодом расцвета, стилем и славой.
"Ботаников" не заботит гламур, поэтому притягательность Нью-Йорка для них - загадка. Люди, которым нравится Нью-Йорк, выложат целое состояние за маленькую, темную, шумную квартиру, чтобы жить в городе с реально клевыми людьми. "Ботаник" видит в этом только одну сторону: заплатить целое состояние за маленькую, темную, шумную квартиру.
"Ботаники" согласны переплачивать за то, чтобы жить в городе с действительно умными людьми, но за это не надо так много платить. Это закон спроса и предложения: гламур востребован, поэтому приходится раскошеливаться.
Большинство "ботаников" предпочитает более тихие удовольствия. Им нравятся кафе, а не клубы, книжные магазины, а не бутики, прогулки, а не дискотеки, солнечный свет, а не небоскребы. Рай для ботаников - это Беркли или Боулдер.
Молодежь
Стартапы создаются молодыми "ботаниками", поэтому именно на них должен ориентироваться город. Дух молодости чувствуется во всех американских городах, в которых рождаются стартапы. Это не значит, что города должны быть новые. План города Кэмбриджа - один из старейших в Америке, но там чувствуется дух молодости, потому что он полон студентов.
Чего быть не должно, если вы создаете кремниевую долину, так это огромного количества уже проживающего там инертного населения. Попытка развернуть развитие угасающего индустриального города, например, Детройта или Филадельфии, путем стимулирования развития стартапов, обречена на провал. Эти города слишком долго двигались в неверном направлении. Гораздо лучше начать с чистого листа в маленьком городе. Или, еще лучше, в городе, в который уже стекается молодежь.
Район залива Сан-Франциско притягивал молодых и оптимистичных людей на протяжении десятилетий до того, как он начал ассоциироваться с высокими технологиями. Это было место, куда приезжали в поисках нового. Также, этот залив стал синонимом калифорнийского сумасшествия, это сохраняется и по сей день. Если вы хотите сделать что-то модным, например, распространить новый способ фокусирования чьей-то "энергии" или "открыть" новую категорию продуктов, которые не стоит есть, то Залив будет прекрасным местом. Однако место, в котором спокойно относятся к непривычному ради новизны, - это то, что необходимо для города стартапов, поскольку с экономической точки зрения, это и есть стартап. Большинство хороших идей для стартапов выглядят слегка сумасшедшими. Если бы это были просто хорошие идеи, их бы уже кто-то реализовал.
(Сколько людей захотят иметь компьютер дома? Что, еще один поисковик?)
В этом заключается связь между технологиями и либерализмом. Все без исключения высокотехнологичные города в США также являются наиболее либеральными. Однако это происходит не потому, что либералы умнее, а потому что либеральные города терпимо относятся к необычным идеям, а у умных людей по определению появляются только такие идеи.
Точно так же, город, который хвалят за "устойчивость к новомодным веяниям" или который поддерживает "традиционные ценности", может быть прекрасным городом для жизни, но он никогда не станет колыбелью для стартапов. В ходе президентских выборов 2004 г., хотя они и привели к катастрофичным результатам в ином отношении, обрисовалась карта таких мест по округам. [6]
Чтобы привлекать молодежь, центр города должен быть нетронут. В большинстве американских городов центр заброшен и рост города, если таковой вообще наблюдается, происходит за счет окраин. Большинство американских городов просто вывернуты наизнанку, но таких городов нет среди тех, в которых рождаются стартапы: Сан-Франциско, Бостон, Сиэтл. У них у всех нетронутый центр. [7] Мне кажется, что в городе с мертвым центром, стартапы не могут рождаться. Молодежь не хочет жить на окраине.
В США есть два города, которые, по моему мнению, имеют наибольшие шансы превратиться в новые кремниевые долины: Боулдер и Портлэнд. В обоих городах кипит та жизнь, которая привлекает молодежь. Если эти города хотят стать кремниевыми долинами, то все, что им осталось сделать, - это создать большой университет.
Время
Большой университет рядом с привлекательным городом. Это все, что нужно? Этого хватило, чтобы создать Кремниевую Долину. Ее история приводит нас к Уильяму Шокли (William Shockley), одному из изобретателей транзистора. Его исследования в Bell Labs принесли ему Нобелевскую премию, но когда он захотел основать собственную компанию в 1956 г., то он переехал для этого в Пало-Альто (Palo Alto). Тогда это казалось необычным. Но почему же он это сделал? Потому что он там вырос, и он помнил, как там хорошо. Сейчас Пало-Альто - это пригород, но тогда это был очаровательный университетский городок с прекрасной погодой и всего часом езды до Сан-Франциско.
Все компании, которые заправляют в Кремниевой Долине, тем или иным способом вышли из Shockley Semiconductor. Шокли был тяжелым в общении человеком и в 1957 г. его команда - "предательская восьмерка" - оставила его, чтобы создать новую компанию, Fairchild Semiconductor. Среди них были Гордон Мур (Gordon Moore) и Роберт Нойс (Robert Noyce), которые позже основали Intel и Юджин Кляйнер (Eugene Kleiner), который основал венчурный фонд Kleiner Perkins. Сорок два года спустя Kleiner Perkins инвестировал в Google, а партнером, контролирующим сделку, был Джон Дорр (John Doerr), который приехал в Кремниевую Долину в 1974 г., чтобы работать в компании Intel.
Так что хотя многие из новых компаний Кремниевой долины ничего не делают из кремния, их корни уходят к Шокли. И в этом есть урок: стартапы рождают стартапы. Люди, которые работают в стартапах, потом основывают уже свои стартапы. Люди, которые обогащаются на стартапах, потом инвестируют в новые стартапы. Я подозреваю, что это единственный естественный способ создать центр, в котором бы рождались стартапы, потому что это единственный способ вырастить тот человеческий капитал, который необходим.
Из этого следует два важных вывода. Во-первых, необходимо время, чтобы вырастить Кремниевую долину. Университет можно построить за пару лет, но сообщество людей, создающих стартапы, должно вырасти естественным путем. Временной цикл ограничен временем, необходимым для создания успешной компании, т.е. примерно пятью годами.
Во-вторых, гипотеза естественного роста подразумевает, что не может быть какого-то "вроде бы подходящего" места для стартапов. У вас или идет самоподдерживающаяся реакция, или нет. Это видно невооруженным глазом: города или являются пригодными для стартапов, или нет, третьего не дано. Чикаго - это третий по размерам мегаполис в США, но как колыбель для стартапов он сильно проигрывает Сиэтлу, который на пятнадцатом месте.
Хорошие новости заключаются в том, что для начала требуется немного. Shockley Semiconductor, пусть это была и не самая успешная компания, была достаточно большой. Она привлекла критическую массу специалистов в области важных новейших технологий в место, которое им настолько понравилось, что они остались.
Конкуренция
Конечно, претенденты на звание Кремниевой долины сталкиваются с проблемой, которой не было у первой Кремниевой Долины: они должны с ней конкурировать. Возможно ли это? Может быть.
Одно из самых больших преимущества Кремниевой долины - это ее венчурные фонды. Это не играло важной роли во времена компании Shockley, потому что тогда венчурных фондов не было. На самом деле, Shockley Semiconductor и Fairchild Semiconductor не были стартапами в современном понимании этого слова. Они были дочерними компаниями Beckman Instruments и Fairchild Camera and Instrument, соответственно. По-видимому, эти компании решили создать дочерние компании там, где специалистам хотелось жить.
Венчурные инвесторы, однако, предпочитают финансировать стартапы, которые находятся в часе езды. В частности, стартап, расположенный неподалеку, проще заметить. Но даже когда они находят стартапы в других городах, они предпочитают, чтобы стартапы переехали поближе. Они не хотят путешествовать, чтобы поучаствовать в заседаниях и в любом случае шансы на успех выше в тех местах, где стартапы традиционно развиваются.
Централизующее свойство венчурных фирм имеет два положительных эффекта: венчурный капитал притягивает стартапы, а те, в свою очередь, притягивают еще больше стартапов путем поглощений. И хотя первый эффект представляется незначительным, потому что основать компанию стоит сегодня очень дешево, второй эффект силен как никогда. Три из наиболее впечатляющих компаний эпохи Web 2.0 были основаны вне мест, где обычно появляются стартапы, но две из них уже были поглощены другими компаниями.
Такие централизующие силы затрудняют появление новых кремниевых долин, но ни в коем случае не делают это невозможным. В конце концов, все зависит от основателей. Стартап с лучшими основателями будет лучше стартапа, который получит финансирование от известных венчурных капиталистов, а стартап, который успешно начал работу, никогда не будет переезжать. Поэтому город, который сможет удержать правильных людей, сможет противостоять Кремниевой долине или даже превзойти ее.
Несмотря на всю ее мощь, Кремниевая долина имеет одно слабое звено: тот рай, который Шокли основал в 1956 г. сейчас представляет из себя гигантскую парковку. Сан-Франциско и Беркли прекрасны, но они расположены в 40 милях друг от друга. Кремниевая долина - это по сути разрастающийся пригород, перемалывающий людские души. Там шикарная погода, которая дает ему преимущество перед другими американскими пригородами, перемалывающими людские души. Но конкурент, который сможет избежать такого расползания, будет иметь настоящее преимущество. Все, что нужно городу - это быть таким, чтобы следующая "предательская восьмерка" приехала и сказала: "Я хочу здесь остаться", и этого будет достаточно, чтобы цепная реакция началась.
Примечания:
[1] Интересно отметить, насколько малым может быть это число. Я подозреваю, что пяти сотен было бы достаточно, даже если бы они приехали без вещей. Может быть, хватило бы даже тридцати, если бы я сам выбирал их, чтобы превратить Баффало в настоящую колыбель для стартапов.
[2] Чиновники более-менее прилично справляются с выделением финансирования на исследования, но только потому, что как и дочерний венчурный фонд, они отдают большую часть работы по выбору специалистам. Известный среди своих коллег профессор из знаменитого университета получит финансирование, по большому счету, вне зависимости от того, подо что он просит деньги. Для стартапов эта схема не работает, т.к. их основатели не получают денег от организаций и зачастую неизвестны широкой публике.
[3] Это все надо делать за один раз или хотя бы по одному факультету за раз, потому что люди склонны приезжать туда, где уже живут их друзья. Начать будет проще с чистого листа, чем с преобразования существующего университета, иначе придется потратить много сил на преодоление разногласий.
[4] Гипотеза: любой план, подразумевающий значительную реконструкцию или полное разрушение множества невзаимосвязанных зданий в рамках одного проекта - это чистые потери в индивидуальности города, за исключением случая преобразования знаний, которые ранее не занимали люди, например, складов.
[5] Несколько стартапов были основаны в Нью-Йорке, но в расчете на одного жителя их на порядок меньше, чем в Бостоне, кроме того, большинство из них работает в областях, не свойственных "ботаникам", например в области финансов или СМИ.
[6] Некоторые консервативные округа не подчиняются этому правилу (отражая оставшуюся мощь аппарата демократической партии), но нет демократических округов, которые бы не подчинялись ему. Можете смело вычеркнуть все республиканские округа.
[7] Некоторые эксперты по "обновлению городов" пытались уничтожить Бостон в начале 1960-ых, превратив пространство вокруг здания городской мэрии в унылый пустырь, но большинство прилегающих округов смогло справиться с этим.
Пол Грэм, май 2006.
Пол Грэм – известный американский программист и разработчик языков программирования.
Источник
Перевод:Евгений Шадчнев
read more...
Штурм мозга
ИНТЕРНЕТ ВЛИЯЕТ НА БАЗОВЫЕ ПАРАМЕТРЫ НАШЕГО ВОСПРИЯТИЯ РЕАЛЬНОСТИ. СЕТЬ ПЕРЕПРОШИЛА МОЗГ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА СИЛЬНЕЕ, ЧЕМ ВСЯ ПРЕЖНЯЯ КУЛЬТУРА – МОЗГ ПЕРВОБЫТНОГО БУШМЕНА. ЧТО ИМЕННО ИЗМЕНИЛОСЬ У НАС В ГОЛОВЕ С ПОЯВЛЕНИЕМ БРАУЗЕРА?
Книга iBrain: Surviving the Technological Alteration of the Modern Mind (“iМозг: как пережить технологические изменения современного мозга”) наделала шуму в конце 2008 года. Авторы, директор лаборатории памяти и старения из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Гэри Смолл и его жена Джиджи Ворган, предупреждают: на сцену выходит новая раса — врожденно-цифровые люди, которых сетевые технологии окружали с младенчества.
Детский мозг невероятно пластичен (то есть подвержен изменениям), поэтому общение с интернетом перекраивает его с самого начала. Что творится у людей, рожденных с Wi-Fi-приемником в голове, остальным в принципе не понять. Остальные — это мы с вами, те, кто увидел Сеть в сознательном возрасте. И нас называют цифровыми иммигрантами. Смена картины мира для сформировавшегося человека — штука травматичная, но это цена за важные приобретения.
Согласно популярной гипотезе и у детей, и у взрослых в голове по-прежнему находится мозг каменного века — homo sapiens как вид состоялся еще 40 000 лет назад. «С точки зрения биологии срок ничтожный. Объем черепа человека сейчас такой же, как тогда», — объясняет профессор СПбГУ Татьяна Черниговская. Однако структура работы и содержание этого мозга меняются на глазах — мы теряем определенные функции, приобретая вместо них новые.
Теряем: Распознавание эмоций
Мы начинаем хуже распознавать эмоции живого человека. Роберт Макгиверн из Университета Сан-Диего устроил масштабное обследование 10 и 11-летних подростков, в силу возраста не вылезающих из Сети последние несколько лет. Их способности к скоростному распознаванию таких эмоций, как грусть, ярость, радость, веселье, были заметно хуже, чем у контрольной группы — их сверстников из некомпьютеризированных семей.
Способность к эмпатии (сопереживанию) была для пещерного человека, вероятно, вопросом жизни и смерти. Именно она позволяла собираться в группы, защищаться и охотиться. Бушмены с легкостью различали целый спектр состояний не только у соплеменника, но даже у слона. Антропологи доказали: одного взгляда им хватало, чтобы заключить, возбужден тот или спокоен, устал или собирается обороняться.
Приобретаем: Многозадачность
Каждый отдельный поток информации, который получает 10-летний интернет-пользователь, не так насыщен эмоциями, зато эти потоки легче смешивать и накладывать друг на друга. Интернет учит многозадачности. Можно слушать музыку и писать в блог, отвлекаясь на мессенджер и проверку почты. Можно переключаться с клипа на клип. Охотник-бушмен, если бы ему с перерывом в минуту предъявляли то льва, то жирафа, то пляшущих соплеменниц, наверняка сошел бы с ума.
Теряем: Близкий контакт
Согласно популярной гипотезе в наш мозг с доисторических времен вшита способность поддерживать контакт только с ограниченным кругом знакомых. На совместные вылазки первобытных охотников отправлялся небольшой отряд, где все отлично друг друга знали и ориентировались на действия коллег. Согласно закону, открытому психологом Джорджем Миллером, кратковременная память может удерживать только семь (плюс-минус два) элементов. Отсюда, вероятно, семь самураев, семь гномов, великолепная семерка и прочие, менее великолепные.
Социальные сети окружили пользователя морем виртуальных друзей, и иногда это даже не сотни, а тысячи человек. Мозг не в состоянии запомнить столько индивидуальностей, и люди превращаются в безликие схемы, которым только и напишешь: «Привет! Как дела?»
Приобретаем: Новые жесты
Интернет бомбардирует нас образами, а мы принимаем их за вещи. Крестик в углу окна, кнопка «Пуск» и обычный курсор — такие же предметы обихода, как тарелки и стаканы. Мы испытываем физическое раздражение, когда кнопка «не нажимается». Хотя кнопка — всего лишь набор светящихся точек на экране и проблема обычно не в ней. Мозг вынужден колоссально расширять репертуар предметов, которыми надо уметь манипулировать. К счастью, емкость этого хранилища почти не ограничена — умение водить машину и раньше не подрывало умения играть в теннис.
Также в копилке наших жестов появляются новые, ничуть не менее естественные, чем подпереть рукой подбородок или почесать в затылке, — движения мышью и набор на клавиатуре со скоростью 200 знаков в минуту.
Гугл-Мозг
В рамках эксперимента ученые уговорили две группы добровольцев позаниматься поиском в Google, лежа внутри магнитно-резонансного томографа, который показывал трехмерную картину возбуждений в мозге. Люди из первой группы только начинали осваивать Сеть, а для тех, кто был во второй, это давно стало рутинной процедурой. Согласно томограмме опытные пользователи задействовали для решения задачи верхнебоковой префронтальный кортекс (ВПК) — специальную зону коры, которая спит в процессе обычного чтения. То есть они читают веб другим местом, не тем, каким читают книгу. ВПК отвечает за быстрое, интуитивное принятие решений (например, за чтение экрана радара у офицера ПВО). У неопытных гуглильщиков ВПК никак себя не проявлял.
Иными словами, можно допустить, что задаче интернет-поиска мозг отвел самостоятельный когнитивный модуль. Мы не столько читаем веб-страницу, сколько мгновенно выхватываем нужные ссылки. Точно так же, заглянув в газету, мы сразу видим слова, а не набор причудливых закорючек, какой достался бы неандертальцу.
Теряем: Язык
Анекдот "«Папа, а правда, что от интернета глупеют?» — «Гы, сына, LOL!»" на самом деле далеко не просто анекдот. По мнению лингвиста Ноама Хомского, самые общие правила грамматики встроены в мозг с рождения. У детей, появившихся на свет в арабской и английской семьях, сам этот аппарат одинаков, и, только когда младенец освоит арабский или английский, различия закрепятся на всю жизнь.
Но сегодня часть языковой зоны отвоевали себе смайлы, и родному языку приходится потесниться. «Язык — это паразит, который оккупировал мозг», — цитирует наш консультант скандальное мнение легендарного нейропсихолога Теренса Дикона. Если интернет — другой такой паразит, то территорию они делят довольно шумно.
Приобретаем: Компьютер как новая мама
Виртуальные объекты могут замещать что угодно. Знаменитый этолог Конрад Лоренц после войны обнаружил и назвал импринтингом эффект, когда случайные образы впечатываются в детский мозг и оккупируют место, зарезервированное под что-нибудь жизненно важное. Новорожденные птенцы принимают первый движущийся объект за мать — Лоренц эффектно доказал это, заставив выводок гусят считать мамой его самого.
Перед 3D-монитором гусята пока не вылуплялись. Но совершенно очевидно, что объекты виртуальной реальности, показанные в раннем возрасте, прописываются у нас в голове по этой же древней схеме. Сегодня компьютер — лучший друг ребенка; дети дают своим машинам имена и скучают по ним на каникулах. Как они будут относиться к ним после пубертата — вопрос открытый.
Теряем: Медленное чтение
Twitter, мессенджеры и SMS приучают нас к краткости. Влияние языка на образ мыслей общеизвестно. Есть подозрение, что современное логическое мышление родилось вместе с письменностью, точнее, с медленным чтением.
Текст — не речь: можно сравнивать отрывки, можно возвращаться назад, проще следить за развитием мысли. Читателя не подчиняет себе интонация оратора, которая (мы знаем это благодаря великим диктаторам) лишает слушателя воли и трезвого взгляда на вещи. Мозг читателя настроен на более сложные конструкции: вместо восклицания — рассуждение, вместо анекдота — рассказ. Быстрые сообщения отбрасывают нас назад — к восклицаниям. Или, наоборот, заставят четче выражать мысли.
Приобретаем: Глубина логики
«Мозговая механика» чтения веб-страниц тоже совершенно особенная. «Гипертекст вместо текста — это другой тип чтения. Здесь можно двигаться в глубину: сходить по ссылке, потом — по следующей, внутри первой, и так до бесконечности. Как это сказывается на нашей логике — не готова ответить. Но сказывается точно», — убеждена Татьяна Черниговская.
В свое время нейрофизиологи нашли выразительный способ показать, как мозг управляет движениями нашего тела. В моторной коре мозга есть зоны, отвечающие за руки, ноги, голову и т. д. Все вместе они образуют карикатурного человечка — гомункулуса. Его пропорции серьезно искажены — огромные лицо и ладони прикреплены к тщедушному туловищу. А все потому, что на ладони и лицо приходится львиная доля мелких точных движений.
Когда мы окончательно забудем, как выражать эмоции мимикой, лицо гомункулуса и вовсе сожмется. Пальцы, которые управляют клавиатурой и мышью, наоборот, растянутся до предела. Мы с вами вряд ли увидим в таком отражении себя, а вот наши дети и дети наших детей — вполне возможно.
Написал Борислав Козловский,
корреспондент отдела науки
журнала «Русский репортер»
Консультировали:
Татьяна Черниговская,
нейробиолог, профессор СПбГУ;
Илья Колмановский,
редактор блога «Наука» сайта snob.ru
f5
read more...
Книга iBrain: Surviving the Technological Alteration of the Modern Mind (“iМозг: как пережить технологические изменения современного мозга”) наделала шуму в конце 2008 года. Авторы, директор лаборатории памяти и старения из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Гэри Смолл и его жена Джиджи Ворган, предупреждают: на сцену выходит новая раса — врожденно-цифровые люди, которых сетевые технологии окружали с младенчества.
Детский мозг невероятно пластичен (то есть подвержен изменениям), поэтому общение с интернетом перекраивает его с самого начала. Что творится у людей, рожденных с Wi-Fi-приемником в голове, остальным в принципе не понять. Остальные — это мы с вами, те, кто увидел Сеть в сознательном возрасте. И нас называют цифровыми иммигрантами. Смена картины мира для сформировавшегося человека — штука травматичная, но это цена за важные приобретения.
Согласно популярной гипотезе и у детей, и у взрослых в голове по-прежнему находится мозг каменного века — homo sapiens как вид состоялся еще 40 000 лет назад. «С точки зрения биологии срок ничтожный. Объем черепа человека сейчас такой же, как тогда», — объясняет профессор СПбГУ Татьяна Черниговская. Однако структура работы и содержание этого мозга меняются на глазах — мы теряем определенные функции, приобретая вместо них новые.
Теряем: Распознавание эмоций
Мы начинаем хуже распознавать эмоции живого человека. Роберт Макгиверн из Университета Сан-Диего устроил масштабное обследование 10 и 11-летних подростков, в силу возраста не вылезающих из Сети последние несколько лет. Их способности к скоростному распознаванию таких эмоций, как грусть, ярость, радость, веселье, были заметно хуже, чем у контрольной группы — их сверстников из некомпьютеризированных семей.
Способность к эмпатии (сопереживанию) была для пещерного человека, вероятно, вопросом жизни и смерти. Именно она позволяла собираться в группы, защищаться и охотиться. Бушмены с легкостью различали целый спектр состояний не только у соплеменника, но даже у слона. Антропологи доказали: одного взгляда им хватало, чтобы заключить, возбужден тот или спокоен, устал или собирается обороняться.
Приобретаем: Многозадачность
Каждый отдельный поток информации, который получает 10-летний интернет-пользователь, не так насыщен эмоциями, зато эти потоки легче смешивать и накладывать друг на друга. Интернет учит многозадачности. Можно слушать музыку и писать в блог, отвлекаясь на мессенджер и проверку почты. Можно переключаться с клипа на клип. Охотник-бушмен, если бы ему с перерывом в минуту предъявляли то льва, то жирафа, то пляшущих соплеменниц, наверняка сошел бы с ума.
Теряем: Близкий контакт
Согласно популярной гипотезе в наш мозг с доисторических времен вшита способность поддерживать контакт только с ограниченным кругом знакомых. На совместные вылазки первобытных охотников отправлялся небольшой отряд, где все отлично друг друга знали и ориентировались на действия коллег. Согласно закону, открытому психологом Джорджем Миллером, кратковременная память может удерживать только семь (плюс-минус два) элементов. Отсюда, вероятно, семь самураев, семь гномов, великолепная семерка и прочие, менее великолепные.
Социальные сети окружили пользователя морем виртуальных друзей, и иногда это даже не сотни, а тысячи человек. Мозг не в состоянии запомнить столько индивидуальностей, и люди превращаются в безликие схемы, которым только и напишешь: «Привет! Как дела?»
Приобретаем: Новые жесты
Интернет бомбардирует нас образами, а мы принимаем их за вещи. Крестик в углу окна, кнопка «Пуск» и обычный курсор — такие же предметы обихода, как тарелки и стаканы. Мы испытываем физическое раздражение, когда кнопка «не нажимается». Хотя кнопка — всего лишь набор светящихся точек на экране и проблема обычно не в ней. Мозг вынужден колоссально расширять репертуар предметов, которыми надо уметь манипулировать. К счастью, емкость этого хранилища почти не ограничена — умение водить машину и раньше не подрывало умения играть в теннис.
Также в копилке наших жестов появляются новые, ничуть не менее естественные, чем подпереть рукой подбородок или почесать в затылке, — движения мышью и набор на клавиатуре со скоростью 200 знаков в минуту.
Гугл-Мозг
В рамках эксперимента ученые уговорили две группы добровольцев позаниматься поиском в Google, лежа внутри магнитно-резонансного томографа, который показывал трехмерную картину возбуждений в мозге. Люди из первой группы только начинали осваивать Сеть, а для тех, кто был во второй, это давно стало рутинной процедурой. Согласно томограмме опытные пользователи задействовали для решения задачи верхнебоковой префронтальный кортекс (ВПК) — специальную зону коры, которая спит в процессе обычного чтения. То есть они читают веб другим местом, не тем, каким читают книгу. ВПК отвечает за быстрое, интуитивное принятие решений (например, за чтение экрана радара у офицера ПВО). У неопытных гуглильщиков ВПК никак себя не проявлял.
Иными словами, можно допустить, что задаче интернет-поиска мозг отвел самостоятельный когнитивный модуль. Мы не столько читаем веб-страницу, сколько мгновенно выхватываем нужные ссылки. Точно так же, заглянув в газету, мы сразу видим слова, а не набор причудливых закорючек, какой достался бы неандертальцу.
Теряем: Язык
Анекдот "«Папа, а правда, что от интернета глупеют?» — «Гы, сына, LOL!»" на самом деле далеко не просто анекдот. По мнению лингвиста Ноама Хомского, самые общие правила грамматики встроены в мозг с рождения. У детей, появившихся на свет в арабской и английской семьях, сам этот аппарат одинаков, и, только когда младенец освоит арабский или английский, различия закрепятся на всю жизнь.
Но сегодня часть языковой зоны отвоевали себе смайлы, и родному языку приходится потесниться. «Язык — это паразит, который оккупировал мозг», — цитирует наш консультант скандальное мнение легендарного нейропсихолога Теренса Дикона. Если интернет — другой такой паразит, то территорию они делят довольно шумно.
Приобретаем: Компьютер как новая мама
Виртуальные объекты могут замещать что угодно. Знаменитый этолог Конрад Лоренц после войны обнаружил и назвал импринтингом эффект, когда случайные образы впечатываются в детский мозг и оккупируют место, зарезервированное под что-нибудь жизненно важное. Новорожденные птенцы принимают первый движущийся объект за мать — Лоренц эффектно доказал это, заставив выводок гусят считать мамой его самого.
Перед 3D-монитором гусята пока не вылуплялись. Но совершенно очевидно, что объекты виртуальной реальности, показанные в раннем возрасте, прописываются у нас в голове по этой же древней схеме. Сегодня компьютер — лучший друг ребенка; дети дают своим машинам имена и скучают по ним на каникулах. Как они будут относиться к ним после пубертата — вопрос открытый.
Теряем: Медленное чтение
Twitter, мессенджеры и SMS приучают нас к краткости. Влияние языка на образ мыслей общеизвестно. Есть подозрение, что современное логическое мышление родилось вместе с письменностью, точнее, с медленным чтением.
Текст — не речь: можно сравнивать отрывки, можно возвращаться назад, проще следить за развитием мысли. Читателя не подчиняет себе интонация оратора, которая (мы знаем это благодаря великим диктаторам) лишает слушателя воли и трезвого взгляда на вещи. Мозг читателя настроен на более сложные конструкции: вместо восклицания — рассуждение, вместо анекдота — рассказ. Быстрые сообщения отбрасывают нас назад — к восклицаниям. Или, наоборот, заставят четче выражать мысли.
Приобретаем: Глубина логики
«Мозговая механика» чтения веб-страниц тоже совершенно особенная. «Гипертекст вместо текста — это другой тип чтения. Здесь можно двигаться в глубину: сходить по ссылке, потом — по следующей, внутри первой, и так до бесконечности. Как это сказывается на нашей логике — не готова ответить. Но сказывается точно», — убеждена Татьяна Черниговская.
В свое время нейрофизиологи нашли выразительный способ показать, как мозг управляет движениями нашего тела. В моторной коре мозга есть зоны, отвечающие за руки, ноги, голову и т. д. Все вместе они образуют карикатурного человечка — гомункулуса. Его пропорции серьезно искажены — огромные лицо и ладони прикреплены к тщедушному туловищу. А все потому, что на ладони и лицо приходится львиная доля мелких точных движений.
Когда мы окончательно забудем, как выражать эмоции мимикой, лицо гомункулуса и вовсе сожмется. Пальцы, которые управляют клавиатурой и мышью, наоборот, растянутся до предела. Мы с вами вряд ли увидим в таком отражении себя, а вот наши дети и дети наших детей — вполне возможно.
Написал Борислав Козловский,
корреспондент отдела науки
журнала «Русский репортер»
Консультировали:
Татьяна Черниговская,
нейробиолог, профессор СПбГУ;
Илья Колмановский,
редактор блога «Наука» сайта snob.ru
f5
read more...
среда, 16 марта 2011 г.
Библиотекарь-педагог, добро пожаловать в 21 век!.. Вместе с новыми учениками!
Марк Пренски - всемирно известный оратор, писатель, консультант и конструктор в области образования и обучения. Он является автором книги "Не мешай мне мама - я учусь", (Paragon дом 2005), создателем нескольких популярных сайтов Dodgamecommunity и Socialimpactgames
По его мнению, наши учащиеся радикально изменилась. Они уже не являются людьми образовательной системы, направленной на обучение. Сегодняшние учащиеся не просто постепенно менялись, меняя свою речь, одежду, украшения тела или стиль, как это происходило несколькими поколениями ранее. Произошел действительно большой "сингулярный разрыв", то есть, такое событие, которое изменило вещи столь фундаментально, что нет абсолютно никакого возврата к прошлому. И все это произошло под влиянием мгновенного распространения цифровых технологий в последние десятилетия 20-го века.
Сегодняшние учащиеся являются поколением, которое росло вместе с этими новыми технологиями, в окружении компьютеров, видеоигр, сотовых телефонов, цифровых музыкальных плееров, видеокамер и других "игрушках" и средств цифровой эпохи. Теперь уже ясно, что в результате этого окружения вездесущей цифровой среды и сам объем их взаимодействия с ней, заставил сегодняшних учащихся думать и обрабатывать информацию принципиально иначе, чем их предшественники. Эти различия гораздо глубже, чем подозревают это или применяют в своей работе большинство преподавателей. "Различные виды опыта приводит к различным изменениям в структуре мозга, - говорит д-р Брюс Д. Берри из Медицинского колледжа Бейлора. - Очень вероятно, что мозг у наших учащихся физически изменился в процессе роста, и он отличается от нашего. Но надо ли понимать это буквально или нет, мы не знаем. Мы только можем с уверенностью говорить, что их модели мышления изменились..."
Что мы сегодня подразумеваем под словом "новые" учащиеся? - Некоторые относятся к ним как "N-[чистый]-ген" или "D-[цифровой]-ген", но Пренски нашел другое более точное, как ему кажется, определение - "цифровой абориген (уроженец)". Для наших учащихся сегодня все "родное" в цифровом языке компьютеров, видеоигр и интернете.
Так что же делать остальным? - Те из нас, кто не родился в мир цифровых технологий, а несколько ранее, также могут быть очарованы новыми сервисами и инструментами Интернета и использовать многое из новых технологий, но, тем не менее, всегда это будет сравниваться с учащимися, родившимися в цифровое время, и ставшими лишь "цифровыми иммигрантами"...
Мы, взрослые, родившиеся раньше своих учащихся, выглядим в 21-ом веке учениками, и часто слышим об учащихся 21-ого века, а кто они - библиотекари и учителя 21 века?! - Как они могут облегчить обучение 21-го века, какие должны быть уроки, какие должны быть компьютеры, какие сервисы использовать в своей работе с учениками, а какими должны быть учебные помещения и вообще, какая она - "новая школа" 21 века...
Шотландский библиотечно-информационный совет (SLIC) разместил руководство по использованию Веб 2.0 библиотекарями и в библиотеках
Может быть, мы найдем ответ на волнующие нас вопросы в нем?! - Во всяком случае, сам лейтмотив этого руководства нам понятен: "...Если библиотеки не идут в ногу со временем и новыми технологиями, им постепенно будут все более трудно наверстывать упущенное. Таким образом, библиотеки могут подвергнуться риску предоставления несоответствующих услуг и снижению группы пользователей..."
Итак, библиотекарь-педагог, добро пожаловать в 21 век!... Вместе с новыми учениками!
А это - ссылка на презентацию, созданную Я.Быховским пару лет назад по материалам Марка Пренски
biblio-media
read more...
По его мнению, наши учащиеся радикально изменилась. Они уже не являются людьми образовательной системы, направленной на обучение. Сегодняшние учащиеся не просто постепенно менялись, меняя свою речь, одежду, украшения тела или стиль, как это происходило несколькими поколениями ранее. Произошел действительно большой "сингулярный разрыв", то есть, такое событие, которое изменило вещи столь фундаментально, что нет абсолютно никакого возврата к прошлому. И все это произошло под влиянием мгновенного распространения цифровых технологий в последние десятилетия 20-го века.
Сегодняшние учащиеся являются поколением, которое росло вместе с этими новыми технологиями, в окружении компьютеров, видеоигр, сотовых телефонов, цифровых музыкальных плееров, видеокамер и других "игрушках" и средств цифровой эпохи. Теперь уже ясно, что в результате этого окружения вездесущей цифровой среды и сам объем их взаимодействия с ней, заставил сегодняшних учащихся думать и обрабатывать информацию принципиально иначе, чем их предшественники. Эти различия гораздо глубже, чем подозревают это или применяют в своей работе большинство преподавателей. "Различные виды опыта приводит к различным изменениям в структуре мозга, - говорит д-р Брюс Д. Берри из Медицинского колледжа Бейлора. - Очень вероятно, что мозг у наших учащихся физически изменился в процессе роста, и он отличается от нашего. Но надо ли понимать это буквально или нет, мы не знаем. Мы только можем с уверенностью говорить, что их модели мышления изменились..."
Что мы сегодня подразумеваем под словом "новые" учащиеся? - Некоторые относятся к ним как "N-[чистый]-ген" или "D-[цифровой]-ген", но Пренски нашел другое более точное, как ему кажется, определение - "цифровой абориген (уроженец)". Для наших учащихся сегодня все "родное" в цифровом языке компьютеров, видеоигр и интернете.
Так что же делать остальным? - Те из нас, кто не родился в мир цифровых технологий, а несколько ранее, также могут быть очарованы новыми сервисами и инструментами Интернета и использовать многое из новых технологий, но, тем не менее, всегда это будет сравниваться с учащимися, родившимися в цифровое время, и ставшими лишь "цифровыми иммигрантами"...
Мы, взрослые, родившиеся раньше своих учащихся, выглядим в 21-ом веке учениками, и часто слышим об учащихся 21-ого века, а кто они - библиотекари и учителя 21 века?! - Как они могут облегчить обучение 21-го века, какие должны быть уроки, какие должны быть компьютеры, какие сервисы использовать в своей работе с учениками, а какими должны быть учебные помещения и вообще, какая она - "новая школа" 21 века...
Шотландский библиотечно-информационный совет (SLIC) разместил руководство по использованию Веб 2.0 библиотекарями и в библиотеках
Может быть, мы найдем ответ на волнующие нас вопросы в нем?! - Во всяком случае, сам лейтмотив этого руководства нам понятен: "...Если библиотеки не идут в ногу со временем и новыми технологиями, им постепенно будут все более трудно наверстывать упущенное. Таким образом, библиотеки могут подвергнуться риску предоставления несоответствующих услуг и снижению группы пользователей..."
Итак, библиотекарь-педагог, добро пожаловать в 21 век!... Вместе с новыми учениками!
А это - ссылка на презентацию, созданную Я.Быховским пару лет назад по материалам Марка Пренски
biblio-media
read more...
вторник, 15 марта 2011 г.
И НИКАКИХ БЛОГОВ
Подрастающее поколение, провозглашенное "поколением Интернета", на самом деле посредственно разбирается в Сети. А модные веяния Web 2.0, начиная с блогов и заканчивая социальными сетями вроде Twitter, у тинейджеров энтузиазма не вызывают. Последние исследования подтверждают: в жизни молодежи по-прежнему есть нечто более важное.
Йетлиру семнадцать. Кёльнский гимназист запросто мог бы оказаться героем одной из привычных историй о "сетевом поколении", которому якобы грозит с головой уйти в виртуальность.
Йетлир рос с Интернетом: сколько он себя помнит, "выход" был всегда. Половину свободного времени он проводит с Facebook, на портале YouTube и в чате.
И все же по-настоящему значимо для него другое, прежде всего - баскетбол. "Команда важнее, - говорит Йетлир. - Я бы ни за что не прогулял тренировку". Да и вообще реальная жизнь на первом месте: "Если мне предлагают встретиться, я сразу же выключаю шарманку".
Люди постарше могут считать Всемирную паутину революционной средой, восхи-щаться возможностями, которые дают блоги, наперегонки "постить" в Twitter. С Йет-лира довольно, чтобы рядом сидели друзья, а на порта-ле YouTube не иссякали новые ролики. Он даже не думает заводить блог - и не знает никого из ровесников, кто бы занимался подобными вещами. В Twitter он тоже никогда не общался: "Для чего?"
В жизни Йетлира Интернет играет парадоксальную роль: подросток активно пользуется им, но делает это без энтузиазма. Без Интернета никак, но нужен он только тогда, когда больше заняться нечем. "Так, придаток", - говорит он.
"Уравновешенность" Йетли-ра типична для сегодняшней молодежи, подтверждает ряд недавних исследований. Первое же поколение, не представляющее себе жизни без Интернета, не придает ему чрезмерного значения и пренебрегает последними достижениями Сети. Всего 3% молодых людей ведут сетевой дневник. И не более 2% регулярно участвуют в пополнении "Википедии" или в реализации аналогичных проектов, в основе которых - труды волонтеров.
Не менее последовательно манкирует поколение, чура-ющееся блогов, и общедос-тупными коллекторами ссылок вроде Delicious, а также фотопорталами, такими как Flickr и Picasa. И вообще, хваленый интерактивный Ин-тернет, так же известный как Web 2.0, похоже, подрастающим "гражданам Сети" просто до лампочки. Об этом свидетельствуют результаты масштабного исследования, проведенного Институтом им. Ганса Бредова.
А ведь эксперты уже не один год с восторгом говорят о мо-лодежи нового типа: техни-чески одаренной, мобильной, "включенной" в Сеть, страдающей хронической нетерпеливостью, избалованной обилием раздражителей в Ин-тернете - и проводящей жизнь исключительно в симбиозе с компьютерами и мобильниками. Дескать, технологии работы в Интернете передались ей еще как бы на генетическом уровне. Посему СМИ окрестили ее представителей "кибердетьми", "поколением @" или попросту "сетевым поколением".
В числе обильно цитируемых выразителей подобных идей американский писатель Марк Пренски (64 года) и его канадский коллега Дон Тэпскотт (62 года). Пренски создал концепцию "цифровых туземцев", уроженцев цифрового мира, лунатически доверяющих всем тем возможностям, которые дает Интернет по части вовлеченности и са-мопрезентации - и безнадежно оторвавшихся в этих вопросах от старших. Тех, кому уже стукнуло двадцать пять, Пренски уподобляет "переселенцам", мигрировавшим в мир "цифры" в зрелом возрасте, - их выдает беспомощность, как выходцев из других стран - их забавный акцент.
Успела образоваться своего рода мини-отрасль - ряд авторов, консультантов и сообразительных служителей ме-дицины зарабатывают на хлеб, транслируя послание неизменного содержания: молодежь, утверждают они, формируется исключительно под воздействием онлайн-мира, в котором растут сегодняшние дети. В частности, из это-го следует, что в школе необходим совершенно новый подход: привычные формы и методы не позволяют достучаться до молодежи.
Доказательств практически не приводится, предсказания основываются не на исследованиях, а в основном на эффектных примерах - юных виртуозах Сети, коих единицы. Однако, как считают ученые, такие примеры мало что говорят о поколении в целом. И потому исследователи задались целью ликвидировать образовавшиеся пробелы в дан-ной сфере знаний.
Многочисленные исследования, проведенные за последнее время, позволяют понять, как молодые люди на самом деле используют Интернет. Выводы специалистов перечеркивают большинство стереотипов, связанных с "се-тевым поколением", - и подрывают веру, что техника может изменить все.
Сотрудники Института им. Ганса Бредова, заинтересовавшиеся "подростками эпохи социальных сетей", подошли к проблеме как нельзя более основательно. В дополнение к репрезентативному опросу они провели 28 подробных интервью с юношами и девушками. И здесь вновь подтвердилось, что Интернет в первую очередь служит укреплению дружеских связей. Пользователи социальных сетей, будь то Facebook или SchuelerVZ, обмениваются сплетнями, острословят, позерствуют - все в точности как в реальной жизни.
Для большинства опрошенных Интернет - это не новый мир, а полезное дополнение к старому. Отношения между человеком и средством коммуникации характеризуются понятной с учетом сказанного прагматичностью. "Каких-либо доказательств того, что Интернет накладывает свой отпечаток на молодежь, мы просто не обнаружили", - считает зальцбургский специалист по проблемам ком-муникации Ингрид Паус-За-зебринк, которая руководила проектом.
"Граждане Сети", которым приписывается необычайная интернет-виртуозность, не слишком искусны даже в обращении со "своим" средством коммуникации. "Худо-бедно они работают в Сети, - рассказывает гамбургский специалист в сфере образования Рольф Шульмайстер. - Запускают любую программу, знают, где раздобыть музыку или фильм. Но действительно хорошо разбираются единицы".
Шульмайстер, эксперт по электронным средствам обучения, может об этом судить: за последнее время он провел более 70 исследований на эту тему в разных странах мира. Ученый пришел к выводу, что Интернет вовсе не доминирует в жизни нового поколения. "Медиасреде по-прежнему уделяется только часть свободного времени, - убежден он. - Интернет же - это лишь одно из средств коммуникации. Подростки все еще больше внимания уделяют встречам с друзьями или спорту".
Что, впрочем, не может нанести урон бренду "поко-ление Интернета". "Это такая понятная, избитая метафора, - говорит Шульмайстер, - просто она без конца повторяется".
Очевидно, способ установления связи особого значения не имеет. Дело не в средствах коммуникации и не в устройствах. Важно одно: для чего их можно приспособить. А здесь вариантов множество - и прежде всего это касается Интернета, который служит и телефоном, и своего рода телеприемником с расширенными возможностями.
Развлекательный контент занимает вторую строчку в пользовательской статистике. Чтобы послушать музыку, сегодня большинство подростков пользуются различными сервисами в Интернете, а не радиоприемником - такой вывод содержится в исследовании Лейпцигс-кого университета, проводившемся в "далеком" 2008 году. Интересно, что видеопортал YouTube тем временем тихой сапой стал "музыкальным автоматом" планеты, покрывающим все потребности молодежи,- сложно припомнить композицию, которой нет на портале.
"Это практично, еще и когда хочешь найти что-то новенькое", - радуется Пиа. Поиск оказывается весьма эффективным, как правило, достаточно ввести полстрочки песни, услышанной на какой-нибудь вечеринке, чтобы YouTube отыскал соответствующий видеоролик.
Интернет обогащается содержанием "старших товари-щей", порой заступая на их место. Молодежная аудитория, неизменно жадная до об-щения и развлечений, все ак-тивнее использует в своих целях Сеть. Пожалуй, это не слишком солидная база для революционных перемен в образе жизни.
К тому же большому числу подростков весь этот "онлайн-балаган" попросту безразличен. 31% из них редко пользуются социальными сетями или не пользуются ими вовсе. Анне "в мире без Интернета недоставало бы разве что схемы линий железной дороги". Торбену "просто жаль времени" на компьютер. Он играет в гандбол и футбол, ему хватает "в день минут десяти на портале Facebook".
Зато одноклассник Том подчас забывает о времени, разрываясь между Facebook и чатом. "Это странное чувство, - признается он, - когда понимаешь, что опять прошла уйма времени, а толку нет". Для него не секрет, что других Интернет засасывает куда сильнее. "У нас у всех найдутся знакомые, - кивает Пиа, - которые дни напролет зависают в Сети". Не исключено, что это лишь за отсутствием чего-то лучшего, возражает Йетлир: "Если пригласить их пойти куда-нибудь вместе, ни один не откажется".
К слову, даже завзятые обитатели Интернета - далеко не прирожденные эксперты в вопросах пользования им. Чтобы Сеть приносила пользу, нужно понимать, как функционирует мир, открывающийся в Интернете. А такого понимания нередко нет. Единственное, в чем молодежь превосходит людей постарше, - это непринужденность за компьютером. "Они просто пробуют новое, - говорит Рене Шепплер, преподаватель висбаденской средней школы. - И открывают для себя все, что возможно. Вот только не знают, как что устроено".
При этом в силу неопытности школьники нередко переоценивают собственные возможности. "Они считают себя истинными экспертами, - вздыхает Шепплер. - Но как доходит до дела, ребята не могут даже нормально воспользоваться поиском".
Однажды он действительно включил в учебный план Google. Цель урока - овладение продвинутой техникой поиска. Ученики стали смеяться: "Google? Да мы его знаем, используем каждый день! А тут господин Шепплер задумал учить нас Google!"
Тогда им дали задание: подготовить эскиз плаката, посвященного глобализации, - на примере индийцев, нашедших работу благодаря схемам лизинга персонала. И тут настала очередь учителя веселиться: "Они вбивают в поисковик один запрос за другим, потом раз-раз-раз: не то, не годится, следующая попытка, - рассказывает Шепплер. - Они тут же ставят крест на находках, часть из которых могут быть неплохими. Думают, что могут сортировать информацию, на самом же деле просто отпихивают все от себя - очень быстро, крайне суетливо и столь же поверхностно. А при первом же удачном варианте, который кажется им более или менее подходящим, они прекращают копать".
Мало кто представляет себе, откуда в Сети берется контент. И потому на вопрос об источнике то и дело поступает ответ: "Это я нашел в Google".
Наблюдения Шепплера под-тверждаются учеными, изучающими поисковое поведение в Интернете. Вывод, полученный специалистами Британской библиотеки в ре-зультате обширных исследований, отрезвляет: "сетевое поколение" плохо понимает, что нужно искать, поверхностно знакомится с находками и с трудом может оценить их значимость. Вердикт британцев гласит: "Широкая доступность технических возможностей не привела к повышению информационной компетентности молодежи".
В отдельных школах уже осознали, что здесь действия требуются от учителей. В чи-сле пионеров - гимназия, в которой учатся Йетлир и Том, Пиа и Анна: кёльнская школа имени императрицы Августы. "Наши ученики должны уметь использовать Интернет продуктивно, - убежден учитель музыки Андре Шпанг, - а не щелкать мышкой почем зря".
Поэтому на уроке Шпанг пользуется возможностями Web 2.0. Его двенадцатиклассники создали блог, посвященный музыке XX века, - "они просто не знали, что это такое". Сегодня же они пишут статьи об алеаторике или конкретной музыке, сочиняют несложные 12-тоновые ряды, подбирают звуковые примеры, видеоролики и ссылки на эту тему. И каждый может онлайн посмотреть, чем в тот или иной момент заняты другие, оставить свой комментарий и получить фидбэк - так создается некоторая публичность, благоприятно сказывающаяся на честолюбии участников.
Вся необходимая техника - простая и быстрого развертывания. Поэтому ее стали применять и на других уроках. В школьный репертуар вошли даже "минивики" по образцу большой "Википедии". Коллега Шпанга, Томас Вит, недавно с учениками 10-го класса создал небольшую энциклопедию электромагнетизма. "Раньше мы могли лишь работать в группах, - говорит Вит, - после чего зачитывались доклады - долго и скучно. А теперь каждый прочитывает все - хотя бы потому, что статьи связаны друг с другом, нужно создавать перекрестные ссылки".
Попутно ученики узнают, как в Интернете найти надежную информацию. А чтобы они могли понять, что именно выдал поисковик, регулярно устраивается старомодное "обучение методам": чтение, понимание, пересказ. Иными словами, это не дети, "рожденные в Сети", с их знанием виртуального мира, дают фору учителям, а преподавателям приходится с трудом объяснять, как сделать, чтобы онлайн-среда приносила пользу.
Большинство школьников впервые смогли обогатить Интернет собственными тво-рениями. Широкая публичность их не привлекает, стремление к самовыражению присуще немногим - даже анонимные ролевые игры на виртуальной сцене, как, например, онлайн-мир Second Life ("Вторая жизнь"), подростков не привлекают. Молодежь прямо-таки зациклена на реальных отношениях: все, что делается и пишется, ориентировано на собственную группу.
Сказанное относится и к жанру видео, который больше других способствует появлению творческих позывов. Много это или мало, но 15% подростков хотя бы однажды выкладывали в Сеть видеоролики, большей частью снятые на мобильник.
Свен показывает пример в YouTube: вот он с несколькими друзьями в плавках на берегу реки; а вот они все вместе вбегают в еще ужасно холодную воду. "Да-да, - заверяет Свен, - такие вещи вызывают интерес, о них говорят!" И правда, ролик уже собрал 37 комментариев, все - от знакомых.
"А здесь, - продолжает Свен, указывая на монитор, - здесь на страничке в Facebook недавно кто-то "запостил" просто точку. Тем не менее уже 7 человек щелкнули по кнопке "Мне нравится!", а 83 - оставили свой коммент".
То, что старшему поколению, возможно, покажется бессмыслицей, для молодежи - часть жизни в группе, не менее важная, чем приветливый кивок или офлайн-болтовня ни о чем. Интернет стал чем-то совершенно естественным, и ничто не показывает это лучше, чем "пост" с точкой. Он - противоположность особого мира, в котором случаются особые вещи.
"Массовое использование средств коммуникации начинается, когда эти средства становятся пригодными для повседневного общения, - считает гамбургский специалист в области образования Шульмайстер. - И тогда они служат целям, которые существовали и раньше".
Для молодежи поворотный момент наступил. Интернет больше не является чем-то, на что они готовы добровольно расточать свою умственную энергию. Похоже, переполох вокруг "киберпространства" был феноменом прежних поколений, влюбленных в технику "отцов-основателей". В течение краткого переходного периода Сеть казалась чем-то необычайно новым, иным, некой революционной силой, всеохватной и все преображающей.
Молодым такой взгляд чужд. Они практически не говорят об "Интернете", от них, скорее, можно услышать Google, YouTube или Facebook. Им уже не совсем понятно, что значит "выйти в Сеть".
"Это понятие лишено смысла", - полагает Том. Пережиток времен, когда Интернет еще был чем-то особенным и представлялся отдельным пространством, отграниченным от настоящей жизни - неким особым, таинственным миром, в который можно попасть и из которого можно уйти.
Том и его друзья сегодня бывают, как они выражаются, просто "онлайн" или "офлайн". И значит это одно: доступность для общения - или ее отсутствие.
НА ЛИНИИ - "КИБЕРДЕТИ"
По всей видимости, сама статистика подтверждает, что техника поглощает все большую часть обыденной жизни. Недавнее исследование "Молодежь в медиасреде" Союза исследований в области медиапедагогики Юг-Запад показало: 98% людей в возрасте от 12 до 19 лет сегодня имеют выход в Интернет и проводят в Сети, по собственным оценкам, в среднем 134 минуты в день - всего на 3 минуты меньше, чем за просмотром телевизора.
Впрочем, одно лишь время мало что говорит. Вопрос в том, чем занимаются "кибердети" на линии. А в этом они не сильно отличаются от прежних поколений подростков: во главе угла - общение с себе подобными. На него у них уходит почти половина времени. На электронную почту, чат и социальные сети вместе приходится львиная доля пользовательской статистики.
Так, Том, одноклассник Йетлира, разве что не круглые сутки поддерживает контакт с тремя-четырьмя десятками друзей. Каналы связи меняются в зависимости от обстоятельств: с утра можно немного посидеть в чате, на большой перемене - обменяться несколькими SMS, после школы - непременное "заседание" в Facebook и пара звонков по мобильнику, на ночь - одна-две сессии непринужденной видеосвязи посредством интернет-сервиса Skype.
profile
read more...
Йетлиру семнадцать. Кёльнский гимназист запросто мог бы оказаться героем одной из привычных историй о "сетевом поколении", которому якобы грозит с головой уйти в виртуальность.
Йетлир рос с Интернетом: сколько он себя помнит, "выход" был всегда. Половину свободного времени он проводит с Facebook, на портале YouTube и в чате.
И все же по-настоящему значимо для него другое, прежде всего - баскетбол. "Команда важнее, - говорит Йетлир. - Я бы ни за что не прогулял тренировку". Да и вообще реальная жизнь на первом месте: "Если мне предлагают встретиться, я сразу же выключаю шарманку".
Люди постарше могут считать Всемирную паутину революционной средой, восхи-щаться возможностями, которые дают блоги, наперегонки "постить" в Twitter. С Йет-лира довольно, чтобы рядом сидели друзья, а на порта-ле YouTube не иссякали новые ролики. Он даже не думает заводить блог - и не знает никого из ровесников, кто бы занимался подобными вещами. В Twitter он тоже никогда не общался: "Для чего?"
В жизни Йетлира Интернет играет парадоксальную роль: подросток активно пользуется им, но делает это без энтузиазма. Без Интернета никак, но нужен он только тогда, когда больше заняться нечем. "Так, придаток", - говорит он.
"Уравновешенность" Йетли-ра типична для сегодняшней молодежи, подтверждает ряд недавних исследований. Первое же поколение, не представляющее себе жизни без Интернета, не придает ему чрезмерного значения и пренебрегает последними достижениями Сети. Всего 3% молодых людей ведут сетевой дневник. И не более 2% регулярно участвуют в пополнении "Википедии" или в реализации аналогичных проектов, в основе которых - труды волонтеров.
Не менее последовательно манкирует поколение, чура-ющееся блогов, и общедос-тупными коллекторами ссылок вроде Delicious, а также фотопорталами, такими как Flickr и Picasa. И вообще, хваленый интерактивный Ин-тернет, так же известный как Web 2.0, похоже, подрастающим "гражданам Сети" просто до лампочки. Об этом свидетельствуют результаты масштабного исследования, проведенного Институтом им. Ганса Бредова.
А ведь эксперты уже не один год с восторгом говорят о мо-лодежи нового типа: техни-чески одаренной, мобильной, "включенной" в Сеть, страдающей хронической нетерпеливостью, избалованной обилием раздражителей в Ин-тернете - и проводящей жизнь исключительно в симбиозе с компьютерами и мобильниками. Дескать, технологии работы в Интернете передались ей еще как бы на генетическом уровне. Посему СМИ окрестили ее представителей "кибердетьми", "поколением @" или попросту "сетевым поколением".
В числе обильно цитируемых выразителей подобных идей американский писатель Марк Пренски (64 года) и его канадский коллега Дон Тэпскотт (62 года). Пренски создал концепцию "цифровых туземцев", уроженцев цифрового мира, лунатически доверяющих всем тем возможностям, которые дает Интернет по части вовлеченности и са-мопрезентации - и безнадежно оторвавшихся в этих вопросах от старших. Тех, кому уже стукнуло двадцать пять, Пренски уподобляет "переселенцам", мигрировавшим в мир "цифры" в зрелом возрасте, - их выдает беспомощность, как выходцев из других стран - их забавный акцент.
Успела образоваться своего рода мини-отрасль - ряд авторов, консультантов и сообразительных служителей ме-дицины зарабатывают на хлеб, транслируя послание неизменного содержания: молодежь, утверждают они, формируется исключительно под воздействием онлайн-мира, в котором растут сегодняшние дети. В частности, из это-го следует, что в школе необходим совершенно новый подход: привычные формы и методы не позволяют достучаться до молодежи.
Доказательств практически не приводится, предсказания основываются не на исследованиях, а в основном на эффектных примерах - юных виртуозах Сети, коих единицы. Однако, как считают ученые, такие примеры мало что говорят о поколении в целом. И потому исследователи задались целью ликвидировать образовавшиеся пробелы в дан-ной сфере знаний.
Многочисленные исследования, проведенные за последнее время, позволяют понять, как молодые люди на самом деле используют Интернет. Выводы специалистов перечеркивают большинство стереотипов, связанных с "се-тевым поколением", - и подрывают веру, что техника может изменить все.
Сотрудники Института им. Ганса Бредова, заинтересовавшиеся "подростками эпохи социальных сетей", подошли к проблеме как нельзя более основательно. В дополнение к репрезентативному опросу они провели 28 подробных интервью с юношами и девушками. И здесь вновь подтвердилось, что Интернет в первую очередь служит укреплению дружеских связей. Пользователи социальных сетей, будь то Facebook или SchuelerVZ, обмениваются сплетнями, острословят, позерствуют - все в точности как в реальной жизни.
Для большинства опрошенных Интернет - это не новый мир, а полезное дополнение к старому. Отношения между человеком и средством коммуникации характеризуются понятной с учетом сказанного прагматичностью. "Каких-либо доказательств того, что Интернет накладывает свой отпечаток на молодежь, мы просто не обнаружили", - считает зальцбургский специалист по проблемам ком-муникации Ингрид Паус-За-зебринк, которая руководила проектом.
"Граждане Сети", которым приписывается необычайная интернет-виртуозность, не слишком искусны даже в обращении со "своим" средством коммуникации. "Худо-бедно они работают в Сети, - рассказывает гамбургский специалист в сфере образования Рольф Шульмайстер. - Запускают любую программу, знают, где раздобыть музыку или фильм. Но действительно хорошо разбираются единицы".
Шульмайстер, эксперт по электронным средствам обучения, может об этом судить: за последнее время он провел более 70 исследований на эту тему в разных странах мира. Ученый пришел к выводу, что Интернет вовсе не доминирует в жизни нового поколения. "Медиасреде по-прежнему уделяется только часть свободного времени, - убежден он. - Интернет же - это лишь одно из средств коммуникации. Подростки все еще больше внимания уделяют встречам с друзьями или спорту".
Что, впрочем, не может нанести урон бренду "поко-ление Интернета". "Это такая понятная, избитая метафора, - говорит Шульмайстер, - просто она без конца повторяется".
Очевидно, способ установления связи особого значения не имеет. Дело не в средствах коммуникации и не в устройствах. Важно одно: для чего их можно приспособить. А здесь вариантов множество - и прежде всего это касается Интернета, который служит и телефоном, и своего рода телеприемником с расширенными возможностями.
Развлекательный контент занимает вторую строчку в пользовательской статистике. Чтобы послушать музыку, сегодня большинство подростков пользуются различными сервисами в Интернете, а не радиоприемником - такой вывод содержится в исследовании Лейпцигс-кого университета, проводившемся в "далеком" 2008 году. Интересно, что видеопортал YouTube тем временем тихой сапой стал "музыкальным автоматом" планеты, покрывающим все потребности молодежи,- сложно припомнить композицию, которой нет на портале.
"Это практично, еще и когда хочешь найти что-то новенькое", - радуется Пиа. Поиск оказывается весьма эффективным, как правило, достаточно ввести полстрочки песни, услышанной на какой-нибудь вечеринке, чтобы YouTube отыскал соответствующий видеоролик.
Интернет обогащается содержанием "старших товари-щей", порой заступая на их место. Молодежная аудитория, неизменно жадная до об-щения и развлечений, все ак-тивнее использует в своих целях Сеть. Пожалуй, это не слишком солидная база для революционных перемен в образе жизни.
К тому же большому числу подростков весь этот "онлайн-балаган" попросту безразличен. 31% из них редко пользуются социальными сетями или не пользуются ими вовсе. Анне "в мире без Интернета недоставало бы разве что схемы линий железной дороги". Торбену "просто жаль времени" на компьютер. Он играет в гандбол и футбол, ему хватает "в день минут десяти на портале Facebook".
Зато одноклассник Том подчас забывает о времени, разрываясь между Facebook и чатом. "Это странное чувство, - признается он, - когда понимаешь, что опять прошла уйма времени, а толку нет". Для него не секрет, что других Интернет засасывает куда сильнее. "У нас у всех найдутся знакомые, - кивает Пиа, - которые дни напролет зависают в Сети". Не исключено, что это лишь за отсутствием чего-то лучшего, возражает Йетлир: "Если пригласить их пойти куда-нибудь вместе, ни один не откажется".
К слову, даже завзятые обитатели Интернета - далеко не прирожденные эксперты в вопросах пользования им. Чтобы Сеть приносила пользу, нужно понимать, как функционирует мир, открывающийся в Интернете. А такого понимания нередко нет. Единственное, в чем молодежь превосходит людей постарше, - это непринужденность за компьютером. "Они просто пробуют новое, - говорит Рене Шепплер, преподаватель висбаденской средней школы. - И открывают для себя все, что возможно. Вот только не знают, как что устроено".
При этом в силу неопытности школьники нередко переоценивают собственные возможности. "Они считают себя истинными экспертами, - вздыхает Шепплер. - Но как доходит до дела, ребята не могут даже нормально воспользоваться поиском".
Однажды он действительно включил в учебный план Google. Цель урока - овладение продвинутой техникой поиска. Ученики стали смеяться: "Google? Да мы его знаем, используем каждый день! А тут господин Шепплер задумал учить нас Google!"
Тогда им дали задание: подготовить эскиз плаката, посвященного глобализации, - на примере индийцев, нашедших работу благодаря схемам лизинга персонала. И тут настала очередь учителя веселиться: "Они вбивают в поисковик один запрос за другим, потом раз-раз-раз: не то, не годится, следующая попытка, - рассказывает Шепплер. - Они тут же ставят крест на находках, часть из которых могут быть неплохими. Думают, что могут сортировать информацию, на самом же деле просто отпихивают все от себя - очень быстро, крайне суетливо и столь же поверхностно. А при первом же удачном варианте, который кажется им более или менее подходящим, они прекращают копать".
Мало кто представляет себе, откуда в Сети берется контент. И потому на вопрос об источнике то и дело поступает ответ: "Это я нашел в Google".
Наблюдения Шепплера под-тверждаются учеными, изучающими поисковое поведение в Интернете. Вывод, полученный специалистами Британской библиотеки в ре-зультате обширных исследований, отрезвляет: "сетевое поколение" плохо понимает, что нужно искать, поверхностно знакомится с находками и с трудом может оценить их значимость. Вердикт британцев гласит: "Широкая доступность технических возможностей не привела к повышению информационной компетентности молодежи".
В отдельных школах уже осознали, что здесь действия требуются от учителей. В чи-сле пионеров - гимназия, в которой учатся Йетлир и Том, Пиа и Анна: кёльнская школа имени императрицы Августы. "Наши ученики должны уметь использовать Интернет продуктивно, - убежден учитель музыки Андре Шпанг, - а не щелкать мышкой почем зря".
Поэтому на уроке Шпанг пользуется возможностями Web 2.0. Его двенадцатиклассники создали блог, посвященный музыке XX века, - "они просто не знали, что это такое". Сегодня же они пишут статьи об алеаторике или конкретной музыке, сочиняют несложные 12-тоновые ряды, подбирают звуковые примеры, видеоролики и ссылки на эту тему. И каждый может онлайн посмотреть, чем в тот или иной момент заняты другие, оставить свой комментарий и получить фидбэк - так создается некоторая публичность, благоприятно сказывающаяся на честолюбии участников.
Вся необходимая техника - простая и быстрого развертывания. Поэтому ее стали применять и на других уроках. В школьный репертуар вошли даже "минивики" по образцу большой "Википедии". Коллега Шпанга, Томас Вит, недавно с учениками 10-го класса создал небольшую энциклопедию электромагнетизма. "Раньше мы могли лишь работать в группах, - говорит Вит, - после чего зачитывались доклады - долго и скучно. А теперь каждый прочитывает все - хотя бы потому, что статьи связаны друг с другом, нужно создавать перекрестные ссылки".
Попутно ученики узнают, как в Интернете найти надежную информацию. А чтобы они могли понять, что именно выдал поисковик, регулярно устраивается старомодное "обучение методам": чтение, понимание, пересказ. Иными словами, это не дети, "рожденные в Сети", с их знанием виртуального мира, дают фору учителям, а преподавателям приходится с трудом объяснять, как сделать, чтобы онлайн-среда приносила пользу.
Большинство школьников впервые смогли обогатить Интернет собственными тво-рениями. Широкая публичность их не привлекает, стремление к самовыражению присуще немногим - даже анонимные ролевые игры на виртуальной сцене, как, например, онлайн-мир Second Life ("Вторая жизнь"), подростков не привлекают. Молодежь прямо-таки зациклена на реальных отношениях: все, что делается и пишется, ориентировано на собственную группу.
Сказанное относится и к жанру видео, который больше других способствует появлению творческих позывов. Много это или мало, но 15% подростков хотя бы однажды выкладывали в Сеть видеоролики, большей частью снятые на мобильник.
Свен показывает пример в YouTube: вот он с несколькими друзьями в плавках на берегу реки; а вот они все вместе вбегают в еще ужасно холодную воду. "Да-да, - заверяет Свен, - такие вещи вызывают интерес, о них говорят!" И правда, ролик уже собрал 37 комментариев, все - от знакомых.
"А здесь, - продолжает Свен, указывая на монитор, - здесь на страничке в Facebook недавно кто-то "запостил" просто точку. Тем не менее уже 7 человек щелкнули по кнопке "Мне нравится!", а 83 - оставили свой коммент".
То, что старшему поколению, возможно, покажется бессмыслицей, для молодежи - часть жизни в группе, не менее важная, чем приветливый кивок или офлайн-болтовня ни о чем. Интернет стал чем-то совершенно естественным, и ничто не показывает это лучше, чем "пост" с точкой. Он - противоположность особого мира, в котором случаются особые вещи.
"Массовое использование средств коммуникации начинается, когда эти средства становятся пригодными для повседневного общения, - считает гамбургский специалист в области образования Шульмайстер. - И тогда они служат целям, которые существовали и раньше".
Для молодежи поворотный момент наступил. Интернет больше не является чем-то, на что они готовы добровольно расточать свою умственную энергию. Похоже, переполох вокруг "киберпространства" был феноменом прежних поколений, влюбленных в технику "отцов-основателей". В течение краткого переходного периода Сеть казалась чем-то необычайно новым, иным, некой революционной силой, всеохватной и все преображающей.
Молодым такой взгляд чужд. Они практически не говорят об "Интернете", от них, скорее, можно услышать Google, YouTube или Facebook. Им уже не совсем понятно, что значит "выйти в Сеть".
"Это понятие лишено смысла", - полагает Том. Пережиток времен, когда Интернет еще был чем-то особенным и представлялся отдельным пространством, отграниченным от настоящей жизни - неким особым, таинственным миром, в который можно попасть и из которого можно уйти.
Том и его друзья сегодня бывают, как они выражаются, просто "онлайн" или "офлайн". И значит это одно: доступность для общения - или ее отсутствие.
НА ЛИНИИ - "КИБЕРДЕТИ"
По всей видимости, сама статистика подтверждает, что техника поглощает все большую часть обыденной жизни. Недавнее исследование "Молодежь в медиасреде" Союза исследований в области медиапедагогики Юг-Запад показало: 98% людей в возрасте от 12 до 19 лет сегодня имеют выход в Интернет и проводят в Сети, по собственным оценкам, в среднем 134 минуты в день - всего на 3 минуты меньше, чем за просмотром телевизора.
Впрочем, одно лишь время мало что говорит. Вопрос в том, чем занимаются "кибердети" на линии. А в этом они не сильно отличаются от прежних поколений подростков: во главе угла - общение с себе подобными. На него у них уходит почти половина времени. На электронную почту, чат и социальные сети вместе приходится львиная доля пользовательской статистики.
Так, Том, одноклассник Йетлира, разве что не круглые сутки поддерживает контакт с тремя-четырьмя десятками друзей. Каналы связи меняются в зависимости от обстоятельств: с утра можно немного посидеть в чате, на большой перемене - обменяться несколькими SMS, после школы - непременное "заседание" в Facebook и пара звонков по мобильнику, на ночь - одна-две сессии непринужденной видеосвязи посредством интернет-сервиса Skype.
profile
read more...
Ребенок и компьютер: личное наблюдение за цифровым аборигеном
Я просто наблюдала за своей дочерью и на личном опыте убедилась насколько прав и точен был Марк Пренски, назвав детей, родившихся в окружении персональных компьютеров и различных цифровых устройств - цифровыми аборигенами.
Наблюдения я опишу самые яркие, те, которые меня поразили.
Наблюдение первое
В возрасте четырех лет я научила свою дочь читать и писать. Мы читали простые предложения в детских книгах, составляли слова из заранее вырезанных мною букв и играли в легкие лингвистические игры. Но знаете когда возрос интерес к чтению и когда мне не надо было просить ребенка "прочитай теперь это слово"? Когда Эвелин поняла, что может читать текст, который папа пишет ей в MSN :). Она стала отвечать ему печатая на компьютере, различая, буквы латиницы и кириллицы, так как писал папа то на эстонском, то на русском языке. Она сразу же усвоила назначение клавиш "пробел", "enter", "shift" и даже рисовала в поле для сообщения, и довольная отправляла свои художества папе.
Наблюдение второе
Как-то я заметила, что на моем компьютере в поисковой строке Google вписано странное слово "окварюм" :). Спросив у дочери что это значит, я с удивлением услышала, что она хотела найти игру "Аквариум" :)!!! Представляете! Ребенок в пять лет пытался загуглить слово "Аквариум", чтобы найти свою онлайн игру :).
Наблюдение третье
Просмотрев 9-ти минутный мультик на YouTube, который я ставлю для Эвелин, ребенок может просидеть за компьютером еще минут 20, так как в тематическом списке справа она выбирает себе другие мультики и смотрит их:). Более того, она может в поисковой строке вписать запрос "Золушка" и посмотреть что ей выдаст поиск.
Таких наблюдений я могу привести еще несколько. Думаю, что суть вы уже уловили.
А теперь задумайтесь, коллеги: цифровой абориген, приходя в школу, с удивлением может обнаружить, что учитель (Учитель) не использует в своей работе Интернет, не ведет блог, боится технологий, ничего не знает о средствах web 2.0 и уж тем более, не применяет их в обучении, просит коллег заполнять за него электронный журнал и заявляет, что на подобные инновации у него нет времени!
Вы чувствуете какой это огромный разрыв между учителем и учеником?
blognauroke
read more...
Наблюдения я опишу самые яркие, те, которые меня поразили.
Наблюдение первое
В возрасте четырех лет я научила свою дочь читать и писать. Мы читали простые предложения в детских книгах, составляли слова из заранее вырезанных мною букв и играли в легкие лингвистические игры. Но знаете когда возрос интерес к чтению и когда мне не надо было просить ребенка "прочитай теперь это слово"? Когда Эвелин поняла, что может читать текст, который папа пишет ей в MSN :). Она стала отвечать ему печатая на компьютере, различая, буквы латиницы и кириллицы, так как писал папа то на эстонском, то на русском языке. Она сразу же усвоила назначение клавиш "пробел", "enter", "shift" и даже рисовала в поле для сообщения, и довольная отправляла свои художества папе.
Наблюдение второе
Как-то я заметила, что на моем компьютере в поисковой строке Google вписано странное слово "окварюм" :). Спросив у дочери что это значит, я с удивлением услышала, что она хотела найти игру "Аквариум" :)!!! Представляете! Ребенок в пять лет пытался загуглить слово "Аквариум", чтобы найти свою онлайн игру :).
Наблюдение третье
Просмотрев 9-ти минутный мультик на YouTube, который я ставлю для Эвелин, ребенок может просидеть за компьютером еще минут 20, так как в тематическом списке справа она выбирает себе другие мультики и смотрит их:). Более того, она может в поисковой строке вписать запрос "Золушка" и посмотреть что ей выдаст поиск.
Таких наблюдений я могу привести еще несколько. Думаю, что суть вы уже уловили.
А теперь задумайтесь, коллеги: цифровой абориген, приходя в школу, с удивлением может обнаружить, что учитель (Учитель) не использует в своей работе Интернет, не ведет блог, боится технологий, ничего не знает о средствах web 2.0 и уж тем более, не применяет их в обучении, просит коллег заполнять за него электронный журнал и заявляет, что на подобные инновации у него нет времени!
Вы чувствуете какой это огромный разрыв между учителем и учеником?
blognauroke
read more...
суббота, 22 января 2011 г.
Передовые методы работы с информацией
Нет сомнений, что новые информационные технологии существенно повлияли на нашу работу. Но вот научились ли мы использовать их с максимальной отдачей? Исследователи из MIT Sloan, изучающие этот вопрос, выделили несколько практических приемов, призванных помочь и сотрудникам, и руководителями более продуктивно работать с информацией.
В кратком изложении эти рекомендации выглядят следующим образом:
1. Станьте «информационным узлом» вашей сети и поддерживайте разноплановые контакты.
Большой объем входящей и исходящей электронной почты сам по себе не гарантирует высокой производительности. Но сотрудники, находящиеся ближе к центру информационной сети (у них множество связей, и они являются посредниками при распределении данных между остальными) - более продуктивны, говорится в отчете.
Более того, каждый дополнительный контакт сотрудника коррелирует с созданием дополнительного дохода более чем в $1000.
Сеть и информационные потоки некоторых сотрудников, участвовавших в исследовании. Сотрудник, обозначенный на рисунке «W14», находится практически в центре сети, что делает его «информационным узлом» этой компании. И он же является одним из лучших ее сотрудников.
Как отмечают исследователи, причина высокой производительности людей с развитой сетью связей состоит в разнообразии этих контактов - чем они разнообразнее, тем больше новой информации получает человек. А это, в свою очередь, определяет существенный рост продуктивности.
2. Пишите короткие и четкие сообщения
Люди, которые отправляют короткие е-мэйлы, скорее всего, будут быстрее получать ответы, чем те, кто шлет более длинные и менее конкретные письма. Скорость же получения ответа влияет на повышение производительности.
В частности, исследователи выяснили, что быстрые ответы на запросы коррелируют с высокой производительностью. Если руководитель реагирует быстро, то так же поступает его корреспондент. Скорость принятия решений увеличивается, а число задач, которыми приходится заниматься одновременно, сокращается. С уменьшением временного цикла накапливается меньше промежуточных задач.
Высокая скорость ответа не только существенно улучшает работу компании, но и снижает чувство перегруженности информацией. По признанию менеджеров, участвовавших в исследованиях, задержка во времени указывает на перегрузку больше, чем, собственно, количество писем. Менеджеры, ожидающие ответа на большое число запросов, вероятнее всего, страдают от избытка информации. У их коллег, быстро получающих ответы, нет такого ощущения - даже если сам поток данных у них больше.
3. С осторожностью используйте технологии вроде электронной почты для многозадачной работы
Исследователи выяснили, что более продуктивные сотрудники используют технологии, так как они позволяют работать над несколькими задачами одновременно и выполнять больше проектов. Однако нужно учитывать, что увлеченность работой в многозадачном режиме в действительности снижает производительность (про проблемы многозадачности и способы их решения читайте здесь).
Оказалось, что сотрудники, которые больше используют возможности информационных технологий, чаще работают в многозадачном режиме. Это дает им возможность выполнять больше проектов и больше зарабатывать в единицу времени. Например, рекрутеры, занимающиеся подбором руководителей, при одном дополнительном проекте приносят компании дополнительные $30 000 в год, хотя на завершение остальных проектов может потребоваться больше времени.
Но у работы в многозадачном режиме есть ограничения. Излишняя увлеченность, в конечном счете, приводит к сокращению прибыли и уменьшению результата. Отношение многозадачности и производительности можно представить в виде перевернутой буквы "U". Если проекты похожи, а опыт, полученный на одном, может быть применен и на других, многозадачность до определенного момента улучшает результаты. Однако при достижении предела возможностей каждый новый проект вытесняет другие, и в результате увеличивается неразбериха и затраты на координацию.
4. Поручите рутинную работу с информацией подчиненным и используйте специальные программы
Ученые обнаружили, что большинство продуктивных сотрудников склонны доверять работу с менее важными данными своим подчиненным или специальным программам. К тому же эти сотрудники были знакомы со специализированными источниками информации, что давало им преимущество.
Лучшие сотрудники не полагаются лишь на один инструмент. Они обычно знакомы со специализированными ресурсами - базами данных или людьми, - более ценными, чем те, что используют все остальные. Неопытные же, напротив, склоны сразу обращаться к интернету - ресурсу, который доступен любому, включая потенциальных конкурентов.
rb.ru
read more...
В кратком изложении эти рекомендации выглядят следующим образом:
1. Станьте «информационным узлом» вашей сети и поддерживайте разноплановые контакты.
Большой объем входящей и исходящей электронной почты сам по себе не гарантирует высокой производительности. Но сотрудники, находящиеся ближе к центру информационной сети (у них множество связей, и они являются посредниками при распределении данных между остальными) - более продуктивны, говорится в отчете.
Более того, каждый дополнительный контакт сотрудника коррелирует с созданием дополнительного дохода более чем в $1000.
Сеть и информационные потоки некоторых сотрудников, участвовавших в исследовании. Сотрудник, обозначенный на рисунке «W14», находится практически в центре сети, что делает его «информационным узлом» этой компании. И он же является одним из лучших ее сотрудников.
Как отмечают исследователи, причина высокой производительности людей с развитой сетью связей состоит в разнообразии этих контактов - чем они разнообразнее, тем больше новой информации получает человек. А это, в свою очередь, определяет существенный рост продуктивности.
2. Пишите короткие и четкие сообщения
Люди, которые отправляют короткие е-мэйлы, скорее всего, будут быстрее получать ответы, чем те, кто шлет более длинные и менее конкретные письма. Скорость же получения ответа влияет на повышение производительности.
В частности, исследователи выяснили, что быстрые ответы на запросы коррелируют с высокой производительностью. Если руководитель реагирует быстро, то так же поступает его корреспондент. Скорость принятия решений увеличивается, а число задач, которыми приходится заниматься одновременно, сокращается. С уменьшением временного цикла накапливается меньше промежуточных задач.
Высокая скорость ответа не только существенно улучшает работу компании, но и снижает чувство перегруженности информацией. По признанию менеджеров, участвовавших в исследованиях, задержка во времени указывает на перегрузку больше, чем, собственно, количество писем. Менеджеры, ожидающие ответа на большое число запросов, вероятнее всего, страдают от избытка информации. У их коллег, быстро получающих ответы, нет такого ощущения - даже если сам поток данных у них больше.
3. С осторожностью используйте технологии вроде электронной почты для многозадачной работы
Исследователи выяснили, что более продуктивные сотрудники используют технологии, так как они позволяют работать над несколькими задачами одновременно и выполнять больше проектов. Однако нужно учитывать, что увлеченность работой в многозадачном режиме в действительности снижает производительность (про проблемы многозадачности и способы их решения читайте здесь).
Оказалось, что сотрудники, которые больше используют возможности информационных технологий, чаще работают в многозадачном режиме. Это дает им возможность выполнять больше проектов и больше зарабатывать в единицу времени. Например, рекрутеры, занимающиеся подбором руководителей, при одном дополнительном проекте приносят компании дополнительные $30 000 в год, хотя на завершение остальных проектов может потребоваться больше времени.
Но у работы в многозадачном режиме есть ограничения. Излишняя увлеченность, в конечном счете, приводит к сокращению прибыли и уменьшению результата. Отношение многозадачности и производительности можно представить в виде перевернутой буквы "U". Если проекты похожи, а опыт, полученный на одном, может быть применен и на других, многозадачность до определенного момента улучшает результаты. Однако при достижении предела возможностей каждый новый проект вытесняет другие, и в результате увеличивается неразбериха и затраты на координацию.
4. Поручите рутинную работу с информацией подчиненным и используйте специальные программы
Ученые обнаружили, что большинство продуктивных сотрудников склонны доверять работу с менее важными данными своим подчиненным или специальным программам. К тому же эти сотрудники были знакомы со специализированными источниками информации, что давало им преимущество.
Лучшие сотрудники не полагаются лишь на один инструмент. Они обычно знакомы со специализированными ресурсами - базами данных или людьми, - более ценными, чем те, что используют все остальные. Неопытные же, напротив, склоны сразу обращаться к интернету - ресурсу, который доступен любому, включая потенциальных конкурентов.
rb.ru
read more...
Подписаться на:
Сообщения (Atom)