От храма к магазину и обратно

В Америке, в Вашингтоне, в супермаркете. Кассир считает мои покупки, прикладывая лазерную штучку к штрихкодам. Прибор пищит, на кассовом мониторе бегают цифры. Вот выскакивает окончательная цифра: 26 долларов 55 центов.
Он называет сумму вслух: «Двадцать шесть пятьдесят пять». Я достаю 30 долларов и говорю: «С вас три сорок пять». Он, не обращая внимания на мои слова, вбивает в кассу полученную сумму, жмёт на клавишу и вдруг в изумлении застывает. На мониторе: 3 доллара 45 центов. Он долго молчит. Потом поворачивается ко мне и осторожно спрашивает: «А как вы догадались?»
Ну просто для Задорнова эпизод. Какие эти америкосы тупые!
Или ещё вот. Мой приятель, русский эмигрант в Америке, рассказывал, что на станции автосервиса его спрашивали: «Нет, а ты действительно, ты правда, ты на самом деле понимаешь, как оно там внутри работает, как из бензина получается скорость?» Он говорил, что в Америке победила «кнопочная цивилизация» (она же «цивилизация инструкций»). Что это значит? Это значит, что владелец некоего аппарата (телика, видика, фотика, компа, мобильника, тачки, стиралки, микроволновки и пр. и пр.) должен прочесть инструкцию и выучить, какие кнопки нажимать и для чего. Если аппарат перестаёт работать, хозяин вызывает техника. У техника своя инструкция, потолще. Он снимает с аппарата верхнюю крышку и, сверяясь с инструкцией, нажимает скрытые от профанов кнопки. Починилось — слава богу. Не починилось — техник забирает аппарат в мастерскую. Там в дело вступает мастер. У него самая толстая инструкция. Ему позволено снять внутреннюю крышечку. Он нажимает главные, тайные кнопки, скрытые от подмастерьев. Ну а если и это не поможет, то аппарат отправляется на помойку. Точно так же дело обстоит на производстве. У рабочего свои кнопки, у техника — свои, у инженера — свои. Согласно уровням компетентности.
То, что мой приятель десять лет назад назвал «кнопочной цивилизацией», сейчас называют «цивилизацией юзеров». Что, в общем-то, верно отражает особенности момента. Юзеры (и американские, и все остальные) не знают и знать не хотят, как устроен аппарат, который они, пардон, юзают. И уж подавно не замахиваются на понимание физических процессов, лежащих в основе этого устройства.

Вернёмся к тупым америкосам. Да, узкая специализация в сочетании с упёртой законопослушностью может произвести впечатление некоторой туповатости. Ни тебе полёта мысли, ни широты суждения, ни склонности к свободным и парадоксальным ассоциациям — ничего из того, что так ценят европейцы, включая русских. Однако тут возникает другой парадокс, недоступный уму европейца: как-то так вышло, что тупые америкосы экспортируют не менее 30% мирового хай-тека. А некая очень умная страна, о коей не сужу, затем что к ней принадлежу, экспортирует этого хай-тека ровно в сто раз меньше. Тут, конечно, можно сказать, что самые умные, а особенно гении, — они, как правило, неумелые в плане ручного труда и вообще житейски неприспособленные. Это, разумеется, верно. Однако рукастые и оборотистые америкосы — они же и изобретают практически весь мировой хай-тек.
Впрочем, наверное, американцы когда-то и в самом деле были туповаты. Особенно до 1960-х годов. После победы во Второй мировой, после атомной бомбы они сильно расслабились. Но после шока, вызванного советскими космическими успехами, они запустили мощнейшую программу подготовки национальных научных кадров. Кстати, пару недель тому назад новую подобную программу предложил их новый президент — как ответ на существенное интеллектуальное отставание Америки, теперь уже не от СССР, а от стран бурно развивающейся Азии. Точнее, отставание не Америки как государства, дающего дом и работу умным китайцам, пакистанцам, филиппинцам и индийцам, а отставание именно «прирождённых американцев», граждан США, своих собственных школьников и студентов, инженеров и учёных. То есть новая программа Обамы — вполне националистическая. Ну и ладно.
Итак, возможно, американцы и в самом деле когда-то были туповатыми. Но мы (вместе с Европой) вспомнили об этом только сейчас.
Бывает такое запаздывание. Изящно выражаясь, «гистерезис исторического сознания». Тем же манером в 1930-е годы, когда Гитлер вооружался вовсю и уже в открытую говорил о своих агрессивных планах, образ Германии во всём мире был лирическим и добродушным. Шиллер и Гёте, с одной стороны, «немец-перец-колбаса» — с другой. А в 1970-е годы, когда ФРГ была образцовым демократическим и правовым государством, в СССР ещё помнили фашистов и на полном серьёзе говорили о «германском реваншизме» (штучка, целиком и полностью состряпанная в международном отделе ЦК КПСС и проглоченная умными и образованными советскими людьми).
Да, прошлое привычнее и понятнее, чем настоящее. Генералы готовятся к бывшей войне, политики — к прошлым выборам, любовники — к давним свиданиям. Писатели — к старым добрым читателям, а реформаторы высшего образования — к Университету с очень большой буквы.
Это длинное предисловие к колонке, посвящённой планам по реформированию вузовского образования в России.
То, что реформа высшего образования необходима, — это понятно. Это ясно по результату, по факту. Неважно, как учат в вузе, — важно, что хай-тека мы продаём в сто раз (в сто раз, господи боже!) меньше, чем США. А создаём, разрабатываем, изобретаем — ещё меньше. По части отвлечённых и гуманитарных наук мы тоже отошли от переднего края, нас мало переводят и цитируют. Со времён Владимира Соловьева — ни одного всемирно известного русского философа. Со времён Бахтина — ни одного культового русского филолога. Ну разве что отдельные сильные лингвисты. Пальцев на одной руке хватит пересчитать. Кнорозов, Иллич-Свитыч, Старостин — и все покойные.
Сам процесс обучения вызывает оторопь. «Цивилизация юзеров» пустила корни именно на факультетах и кафедрах. Чего требует студент от профессора? Чтобы профессор продиктовал ответы для экзамена, который этот студент будет сдавать этому профессору. Всё, дно уже достигнуто, вкупе с тестами (ЕГЭ) на входе и с дипломами из интернета на выходе.
Перемены нужны. Но какие?
Я уверен, что попытки воссоздать традиционные сильные вузы, подобные тем, которые создавали славу советскому высшему образованию в 1930—1980-е годы, — это попытки бессмысленные и тупиковые. Можно назвать обновлённые вузы исследовательскими или федеральными, можно честно вложить в них огромные деньги, строить здания, закупать оборудование, хорошо платить профессорам — всё равно ничего не получится. Это всё равно что гримировать безнадёжно больного и потом радоваться, что он румяный такой: безумие.
Почему? Потому что кардинально изменились две вещи, которые определяют специфику образования. Изменилась структура производства. Изменилось понимание мира.
Традиционный вуз (университет, или отдельный факультет, или специализированный институт) ориентирован на две вещи: на массовую однотипную занятость и на единую, по преимуществу научную, картину мира. То есть традиционный вуз есть детище модерна, когда создавалось крупное индустриальное производство и демократическое национальное государство. Предприятие, отрасль и национальная промышленность являли собой некоторым образом матрёшку. Правила производственного поведения были едины, столь же едины были правила политического участия и принципы понимания того, что происходит вокруг — в природе и обществе. В этой ситуации возникла нужда в массовом однотипном образовании. Производство, наука и образование составляли жёсткую треногу классического индустриализма. Каждая из этих «ног» была вертикально интегрирована в рамках национального государства. Сейчас на смену этой вертикальной национальной интеграции пришла транснациональная (точнее, глобальная)... то ли интеграция, то ли просто мобильность. На место промышленных гигантов приходят мириады небольших фирм, да и остающиеся гиганты облеплены гроздьями малых и мельчайших бизнесов. Когда-то инновации производились почти исключительно в мощных лабораториях, спонсируемых государством или крупнейшими корпорациями. Сейчас значительная доля инноваций производится в рамках так называемого funky business — маленьких содружеств единомышленников, без серьёзного финансирования, без административной иерархии, порой даже без чётко определённой цели. «А давайте поковыряемся в проблеме (молекуле, теореме, ферменте, ткани, программе), авось что-нибудь наковыряем». Смешно, казалось бы. Но крупнейшие мировые IT-компании выросли из таких вот студенческих компаний.
Я уж не говорю о том, что волны демократизации смыли сначала религиозное, а потом и научное единство картины мира. Целостное представление о том, как устроена Вселенная, Земля, общество и человек, перестало быть национально общепринятым и, как говорил Маркс, «общественно необходимым». Единые непротиворечивые концепции, основанные на достоверных научных данных, стали уделом отраслевых теоретиков и философов-профессионалов. А широкие массы нажимают кнопки согласно инструкции. А также осваивают фэн-шуй и «учебник стервы». Имеют право: демократия!
Ясно, что в столь разнообразных условиях требования к образованию коренным образом меняются. Важно, что человек умеет делать, а не чему он учился. «Забудьте, чему вас учили в институте», — говорили выпускникам на производстве. Настало время, когда эта заводская шутка стала реальностью.
Банальнейший тезис: высшее образование должно быть максимально гибким и разнообразным. В идеале человек должен учиться всю жизнь, время от времени проходя те или иные курсы. Базовое образование должна, конечно же, давать средняя школа. А всё остальное человек должен составлять для себя сам, выбирая разные курсы, сообразуясь с требованиями будущего работодателя. Вуз должен стать местом, куда один приходит на год, другой — на семестр, а третий и вовсе на две недели, поучаствовать в семинаре и получить свой скромный сертификат. Современному вузу пора уже из храма науки становиться магазином знаний. Чтоб можно было купить и гарнитур на всю квартиру, и одиночный табурет. Без «принудительного ассортимента».
Тем же манером любая научная лаборатория может брать стажёров.
А знаменитый учёный или великий практик может вести семинары да хоть на дому. И выдавать справочки, написанные от руки. Кому надо, тот поймёт.
Я, однако, либерал и не призываю закрывать консервативные вузы, те, где на первом курсе изучают «введение», на втором «основы», на третьем «подробности», а на четвёртом пытаются всё это вспомнить, готовясь к выпускным экзаменам. Если эти вузы окажутся экономически состоятельными — отлично. Нет — любители консерватизма могут поехать за рубеж, поглядеть, как в этом смысле обстоят дела в Оксфорде: за столь экзотическое хобби надо платить. А государство должно уйти из высшего образования. Уйти совсем — за одним лишь исключением, о котором речь в конце.
Насколько это реально?
Думаю, что это более чем реально. И безо всякой политической воли, потому что она не справится с ректорским лобби. Всё будет проще. Рано или поздно (думаю, скорее рано, чем поздно) работодатели перейдут на квалификационные экзамены. А на дипломы вовсе смотреть не будут. «А вот я заканчивал...» — «Да какая разница! Спрячьте ваши корочки. Попробуйте-ка решить вот такую задачу. Наша фирма столкнулась со следующей проблемой...»
Вот, собственно, и всё.
Да, а что же государство? А государство должно холить и пестовать среднюю школу. Государство должно щедро вкладывать в педагогические институты. Вот где должно быть сильное консервативное образование. Вот где храм знаний. Школьный учитель должен быть человеком, обладающим целостной научной картиной мира, глубоким знатоком своего предмета и энциклопедически образованным собеседником для учеников. Школьный учитель должен быть государственным служащим. Как в Российской империи, учителям надо присваивать чиновные ранги (гимназический учитель в ранге статского советника был нередким явлением, а это ранг вице-губернатора или, в армии, бригадного генерала). Учителю надо платить очень высокую зарплату, обеспечивать всеми страховками.
Герцог Веллингтон сказал, что битва под Ватерлоо была выиграна на травяных лужайках Итона (это была такая аристократическая школа, если кто забыл). Много позже Бисмарк сказал, что победу под Садовой одержал прусский школьный учитель (демократический, народный).
Во всех будущих битвах России победит — или не дай бог проиграет — русский школьный учитель. О нём должно заботиться государство в первую очередь. Потому что без сильной средней школы все разговоры о вузах, реформах, инновациях и модернизациях останутся только разговорами.
chaskor